Битва на Калке. Пока летит стрела

Всё равно Котян гордился и, живя средь своих просторных степей, всегда говорил: вот закончит мой сын, мой зять любимый, свои ратные дела на Руси, освободит себя для досуга — вот тогда я и навещу его в его родном уделе, а то и в самом Киеве, где он вполне может занять великокняжеский стол. Поеду, навещу, ведь он меня давно уже приглашает, вот только мне недосуг.

В ожидании счастливой встречи Котян понемногу выучил русский язык, перестал носить обычную для степняка одежду — войлочный халат — и переменил её на княжеское корзно из алого аксамита, расшитое тонкой серебряной нитью, пусть и слегка засаленное по рукавам и бокам. Других своих привычек он не смог изменить, поэтому ел всегда руками, отхватывая ножом куски мяса у губ, а жирные руки отирал о волосы, иногда, забывшись, об верхнюю одежду. Ай, какая беда, подумаешь! Для торжественных поводов в повозке много разной богатой одежды, а если в степи живёшь, то твоё платье обязано быть испачканным бараньим жиром, иначе среди людей пойдут разговоры, что богатство хана Котяна не такое уж неисчислимое, как он всегда хвалится на пирах с родственниками.

Впрочем, сейчас о богатстве лучше было не думать, иначе можно сойти с ума от чёрного горя! Хорошо ещё, старшая жена надоумила, когда спасались, сделать небольшой крюк, за дальние холмы, и забрать с собой тех овец и верблюдов, что были туда заблаговременно отогнаны. Хорошо ещё, что он сам распорядился заранее уложить основной скарб в кибитки. Но почему послушался старшего пастуха и не перегнал в безопасное место весь свой скот? Богатство половца, будь он хан или последний бедняк, не в золоте и одеждах, не в рабах — а в скоте! Множество скота теперь досталось безжалостным и могучим завоевателям. А хан Котян, едва успевший покинуть родные кочевья, теперь обладает сотней верблюдов и несколькими сотнями овец. С этим достоянием ему предстоит вступить в чужую русскую землю. Как посмотрят на него русские? Как отнесётся к бедности хана Котяна его зять, Мстислав Мстиславич? Впрочем, русские любят золото и разные украшения из него. Этого добра в ларцах у хана достаточно. Можно увешать всех жён княжеских, тем более, что жён у князей всего по одной, а не по дюжине, как полагалось бы таким сильным властителям.

И чего просить у русских? Чего требовать у зятя? Только ли спасения собственной жизни? Или помощи в войне? Ох и непросто будет Котяну договариваться с Мстиславом Мстиславичем, хоть он и зять. Сам Котян всегда тяготел к миру с русскими, часто ездил к ним, жил подолгу в гостях, даже вот дочку Береке пристроил. Но вот предки, нечистый бы их побрал! Много зла сотворили они на русской земле! Иной раз, въезжая по приглашению княжескому в его город, нет-нет да и поймаешь на себе чей-то ненавидящий взгляд — ну, значит, у этого половцы отца убили или мать в плен увели. А Котян здесь при чём? Да разве одни только простолюдины так недобро косятся. И знатные люди, и князья иные играют желваками от злости, принимая от тебя подарки и предложения дружбы. Не раз помянешь своих родственников недобрым словом, даже и самого знаменитого из знаменитейших — хана Кончака — и того не пожалеешь. Трудно представить, но русские до сих пор помнят, как Кончак разбил и уничтожил войско ихнего черниговского князя, Игоря Святославича, и самого князя держал в плену, правда, создав ему неплохие условия; пока князю Игорю не надоело и он не нашёл возможности бежать. Ну было и было, а всё равно помнят. Не помнят только одного: князь Игорь Святославич сам, по своей воле отправился воевать в половецкие степи, не вняв предостерегающим знамениям небесным. Тогда ещё солнце затмилось. А как дружина княжеская погибла — помнят. Говорят, что сложили про это событие песню необыкновенной красоты и теперь поют её на пирах, вместо того чтобы услаждать слух звуками музыки.

Одним словом, если не удастся убедить зятя пойти войной против монголов, то тогда остаётся двигаться дальше, вслед за солнцем, туда, где можно будет дожить свой век в безопасности. Есть же на земле уголки, куда не в силах добраться Чингис-хан? А если таких уголков нет, тогда и жить незачем. Монголы в живых не оставят ни одного половца, всех вырежут — от грудного младенца до знатного хана.