Битва на Калке. Пока летит стрела

Но сегодняшнюю казнь должны были увидеть и русские. При войске монголов содержались два десятка вражеских военачальников — аланских старшин, половецких ханов и даже два больших чиновника шаха Мухаммеда, которым была отсрочена казнь. Они должны были показывать дорогу Субэдею и Джебе, но вместо этого завели оба тумена в непролазные ущелья, откуда вырваться помогло хитроумие Джебе и военное искусство Субэдея. Вот эту казнь и нужно было провести перед глазами всех, в том числе туркменской и курдской тысяч. Во-первых, чтобы инородцы раз и навсегда поняли, как наказывает великий Сын Неба Чингис-хан за ослушание и предательство. Во-вторых, такие дела очень повышают боевой дух монголов перед очередным походом. И, в-третьих, просто надоело таскать эту обузу за собой.

Джебе, посидев ещё немного для приличия, извинился и покинул шатёр Субэдея — ему нужно было проследить за тем, всё ли приготовлено для казни. Субэдей остался ещё немного понежиться в прохладе шатра перед долгим сидением на солнцепёке. День сегодня выдался жаркий. Правда, можно приказать поставить сидения для себя в тени раскидистых деревьев. Может быть, умный Джебе догадается, хорошо бы — догадался. Когда всё будет готово, Субэдея позовут.

Так он сидел, тихо напевая что-то, самому непонятное, себе под нос, стараясь не растерять хорошего настроения, что охватило его после сытного обеда. Приятно было осознавать, каким ужасом сейчас охвачены те, кого предстоит казнить. Они, конечно, будут умолять о скорой смерти, которая покажется им величайшим избавлением, но уже решено казнить их страшной казнью, до тех пор, пока души их не отлетят от тела, не вынеся мучений.

Как мудро, как верно высказался однажды в беседе с Субэдеем великий Император! Да продлятся его дни вечно! «Скажи-ка мне, друг мой Субэдей, — сказал он, — какое самое большое наслаждение для воина?» И, пока Субэдей подыскивал подходящие слова, Чингис-хан сам ответил на свой вопрос: «Самое большое наслаждение человека состоит в том, чтобы победить врага, вырвать его с корнем, насладиться зрелищем его мук, отнять у врага то, чем он владел, видеть в слезах лица побеждённых, ездить на их приятно идущих жирных конях, сжимать в объятиях их дочерей и жён у них на глазах...»

Долго ещё говорил Чингис-хан в таком духе, и каждое слово Императора падало прямо на сердце Субэдея, как в засуху падают на иссушенную землю капли благодатного дождя. Субэдей шевелил губами, стараясь не пропустить ни одного слова, повторить их за Императором, запомнить, как в детстве раз и навсегда запоминаешь наставления отца. Чингис-хан для Субэдея был больше, чем отец. Он подарил простому юноше из племени урянхаев такую блистательную судьбу! Конечно, Субэдей и сам приложил к этому много усилий, но без Чингис-хана он бы так и остался никем! А теперь, окружённый друзьями и верными соратниками, сидит в своём шатре, чувствуя приятную сытость тела и волнение сердца, готового вскоре насладиться смертными воплями тех, кому на этот день назначено расстаться с жизнью.

В шатёр осторожно заглянула лисья мордочка секретаря.

— О, великий! Всё уже готово, и Джебе-нойон приказал позвать тебя!

Субэдей кивнул, посмотрел, как колышутся шторки после ухода секретаря и, вздохнув, тяжело поднялся на ноги. В самом деле, нужно, наверное, есть поменьше, не годится воину носить такое объёмистое брюхо. Не все дела на земле, предназначенные Субэдею, уже закончены.

Он важно вышел наружу. И сразу сощурился от яркого весеннего солнца, от дружного приветствия десятков тысяч глоток, от сверкания вскинутых в его честь сабель. Всё было приготовлено как надо. Помост для казни был сооружён прямо напротив небольшой рощи, под сенью которой помещались кресла для него, Джебе-нойона, мурзы Гемябека и ещё нескольких, отмеченных его, Субэдея, благодарностью за мужество в бою. Пусть все видят: храбрый воин всегда получит награду, а трус — своё наказание, как это было вчера.

Под дружные крики Субэдей прошествовал к месту казни и уселся на мягкое сиденье рядом с Джебе, после чего расселись и остальные.

Смертников, связанных по рукам и ногам, уже подвели к помосту. На помосте секретарь Субэдея отдавал последние распоряжения палачам. Те были обнажены по пояс, мощные тела их лоснились от пота и жира. Рядом на столе лежали орудия пыток — как монгольские, так и заимствованные у других народов. Эти иноземцы бывают весьма изощрённы в способах причинить страдания ближнему, и учиться у них никогда не бывает лишним.

Субэдей махнул секретарю рукой, подав знак. Увидев это, сотники скомандовали воинам замолчать, и воцарилась мёртвая тишина, нарушаемая лишь шелестом листвы и стонами смертников.