Битва на Калке. Пока летит стрела

   — Ну прости меня, Даниил Романович. Старого глупого дурака — прости, — искренно произнёс Мстислав Мстиславич, чувствуя, как в душе словно растворяется комочек больной совести. Эх, давно бы надо было объясниться с зятем. — Говори, пожалуйста, как на духу. Ты ведь как сын мне.

Мстислав Романович, брат Всеволода Чермного, находившийся неподалёку, навострил было уши — эх, и любопытный же разговор сейчас будет! — но, встретившись с тяжёлым взглядом подъехавшего мечника Никиты, смешался и поотстал. Тесть с зятем остались наедине. При Никите говорить было можно: он не слушал.

   — Скажу тебе прямо, князь Мстислав Мстиславич, — начал Даниил. — Наследство после тебя осталось неважное. Расплодил ты в Галиче всякого отребья, сплошные венгры везде. Выкуриваю их, как клопов, а у них защитники находятся. Да и сам знаешь — тот же Судислав, тот же Глебка Зеремеевич да всё боярство галицкое.

   — Да, тут я виноват. Каюсь, Даниил Романович. Но кто же знать мог, что так выйдет?

Тут Мстислав Мстиславич почувствовал, что говорит неправду. Ведь не было для него тайной, что Судислав — явный прислужник венгерский, королю Андрею готов всю землю галицкую продать. Ведь знал! А слушал его речи льстивые, хотел верить в преданность и верил. Бедный Даниил Романович! Чего он только не натерпелся во время бесславного галицкого царствования тестя! И вот ведь гордый отцовский норов: ни одним словом не упрекнул никогда!

   — Ах, прости, прости меня, князь Даниил, — тихо повторил Мстислав Мстиславич. — Я виноват. Но погоди ужо! Вот закончим с этой войной, вместе к Галичу поедем. Я их там всех перевешаю, прихвостней венгерских! И духу ихнего в Галиче не останется!

   — Чего уж там! — сказал Даниил Романович, глянув, однако, на тестя с сомнением. Что-то не припоминается, чтобы Мстислав Удалой хоть когда-нибудь кого-нибудь повесил. — Разберусь сам с боярами. Мне бы только поддержки немного, а я уж до каждого виноватого доберусь!

   — И зла на меня не держи. Ну, дураком я оказался и ещё раз дураком. Старый, видно, стал, глупею. Что ты с такого старика возьмёшь?

   — Не держу зла, князь Мстислав Мстиславич. — Даниил широко улыбнулся. Видимо, и у него стало легче на душе после прямого объяснения с тестем. — И как второго отца тебя почитаю, это ты знай впредь.

Когда брат Чермного как бы невзначай снова приблизился, князья уже не говорили о личном. Вели сугубо военный разговор, к которому можно было присоединиться.

Больше всего Мстислава Мстиславича беспокоило то неясное представление о противнике, что сложилось после сбивчивых рассказов Котяна и прочих очевидцев. Половецким словам можно было верить, а можно было и сомневаться в них. Один говорил, что монголы высокого роста, другой — что низкого. Кто же прав? Эх, поймать бы хоть одного монгольчика завалященького, плохенького — сразу бы камень с души свалился. Завтра посланному вперёд отряду надо будет непременно дать задание: встретив противника, постараться хоть одного взять живым и привезти в целости. Мстислав Мстиславич был уверен, что и по одному пленному можно будет судить о силе и возможностях монгольского войска. Тогда многое станет ясным.

Этот первый день похода прошёл спокойно, без происшествий, если не считать, что на Днепре перевернулся насад со смоленскими людьми. Обошлось, впрочем, без утопленников — и смоленские умели плавать, и было кому их спасти. К вечеру было приказано ладьям всем приставать к берегу, высаживаться на берег, но от лодок не отходить и оружие держать при себе наготове. Вокруг общего стана, раскинувшегося на десять вёрст, выставлены были усиленные сторожевые дозоры. Им было велено не смыкать глаз под страхом телесных наказаний.

В эту первую ночь, однако, мало нашлось в войске таких, которые бы легли спать по первому приказу. Все собрались вокруг костров, ходили в гости друг к другу, вели бесконечные беседы, словно стараясь до конца истратить дневное возбуждение. Тысячи дымков поднимались к небу над станом, как будто внезапно выросший призрачный лес. Дымы поднимались ровными столбами, как бывает лишь когда всё предвещает вёдро в течение ближайших дней. Шатров не разбивали, обозных коней не велено было отпускать, а только выпрячь и кормить захваченным с собой овсом. На водопой к Днепру тоже водить было не велено, и обозные выбились из сил, таская своим подопечным воду в кожаных вёдрах. Ничего не поделаешь — каждый миг можно ожидать нападения. Именно внезапностью своего появления и отличались монголы по рассказам очевидцев.