Битва за Лукоморье. Книга 3

– Ее бы сперва найти, ведьму эту, – пробурчал Охотник, разглядывая осеннее многоцветье.

Сивый лес на поверку оказался пестрым, прямо-таки расписным – красным, рыжим, желтым, багряным, лиловым с темной еловой прозеленью. Сквозь редеющие вершины ясными лоскутами проглядывала небесная синева, цеплялись коготками за кору непуганые и от того любопытные белки, стрекотали сплетницы-сороки. Пахло то грибами, то смолой, то отчего-то давно отошедшей малиной, пару раз вдали раздавался призывный олений клич: рогатые красавцы вовсю играли свадьбы. И все бы хорошо, только пресловутая Мирава ровно сгинула, хотя местные в один голос твердили: башня в лесу и впрямь стоит, и живет в ней колдунья-отшельница. Красотка – на диво, глянешь – голова закружится, только строга больно, хоть порой и помогает. Не всем, правда. Тех, кто несолоно хлебавши возвращается, не в пример больше. Платы вроде не просит, хотя кто знает, как оно на самом деле… Не за все деньгами берут, бывает – и чем подороже.

«Обещай, – вновь потребовал Буланко. –

А то дальше не пойду».

– Душу в заклад не отдам, – заверил Охотник, – за дурное дело не возьмусь, а с прочим – поглядим. Только не похоже, что среди этакой красы Тьма угнездилась. Там, где слуги чернобоговы заводятся, лес если не гниет, то чахнет, а тут все как на дрожжах прет. Другое дело, что по этой чащобе если кто и шастает, то лешие.

«Куда едем?»

– Погоди, дай подумать.

Они кружили по Сивому лесу второй день, переходя с тропы на тропу, пили из ручьев, замирали, слушали. Буланко вбирал ноздрями лесные запахи, Алеша вглядывался в заросли, выискивая хоть какой-то намек на присутствие чародейки. Их никто не водил, не морочил, не запугивал, только башня, о которой твердили в округе, как сквозь землю провалилась. Молчали и китежанские наколки, хотя они могли просто не чуять угрозы. Охотник поморщился, и тут его осенило.

– Буланыш, – хмыкнул он, – а что это мы сюда ввалились – ни здрасьте, ни до свидания? Хозяина уважить надо, поздороваться, гостинчика поднести!

Нужное отыскалось в первом же кармане, будто ждало своего часа. Серебряная великоградская монета, непонятно откуда взявшийся девичий перстенек с синим камешком и припасенные для Буланко еще до беды леденцы – всё это, брошенное богатырской рукой, взметнулось над тропой пестрой стайкой и улетело в кусты на дальнем краю небольшой круглой полянки.

– Здравствуй, хозяин ласковый, – слова старого приветствия Алеша произносил раздельно и медленно, – мы не тати лихие, мы гости честны́е! Кланяемся тебе, как старшо́й родне! Прими наш гостинец, да не пугай нас, не балуй – порадуй! Убери с дороги зверя лютого, проведи тропами тайными, покажи места красивые, сделай видимым невидимое!

С духами, что домашними, что водяными, что лесными, китежанин всегда ладил, но такого прежде видеть не доводилось. С поляны будто покрывало сдернули, и грибов на ней открылось неисчислимо, на телеге не увезти! И все один к одному: крепкие, чистые, не мелочь, но и не старье трухлявое.

– Спасибо тебе, хозяин ласковый, – богатырь спрыгнул с не перестававшего принюхиваться Буланыша и земно поклонился, – только мы не за грибами явились. Ни ножей у нас при себе, ни корзин. Дозволь лучше тебя про путь-дорогу расспросить. Помоги сыскать то, что никак не находится…

* * *

Заветный жар-череп который день мирно спал на своей подставке. Тревожный багровый огонь почти погас, лишь в самой глубине глазниц что-то чуть заметно поблескивало красным. Раньше Веселина прикрывала смертоносное сокровище расшитым огненными язычками платком, потом привыкла. Ну, череп на палке, ну, в девичьей светлице – и что? Кому он мешает? Все равно здесь никого, кроме нее, не бывает.

Волшебница скользнула скучающим взглядом по разукрашенному серебристыми звездочками темно-синему потолку и уставилась в стену. Прихотливая белокаменная резьба под взглядом хозяйки начала сглаживаться, превращаясь в большое круглое зеркало. Девушка небрежно шевельнула рукой, и пальцы ощутили тепло древесины.

Мать любила хрустальные гребни, мачеха с дочками мечтали о заморских, черепаховых с золотом, яги хвалились и соблазняли костяными, а она предпочитала простенькие, березовые. Веселина неторопливо расплела косу и принялась разбирать темно-русые пряди. При желании молодая чародейка привела бы себя в порядок одним взмахом руки, но зачем торопиться, если делать все равно нечего, только ждать? Странная все же это штука – время. Кажется, три года – это много, а они пролетели, будто три дня. Думаешь, что месяц короток, а он тянется, тянется, тянется…

Девушка разжала пальцы, и переставший быть нужным гребешок тут же исчез, зато на колени легла синяя, шитая серебряными ивовыми листочками лента. Зеркало послушно отражало рождение косы, которой нельзя было не гордиться, только Веселина собой не любовалась никогда. Руки привычно и равнодушно затянули узел, сделавшее свое дело стекло потускнело, пошло озерной рябью и исчезло, осталась изукрашенная неповторимой резьбой стена.