Битва за Рим

Такого ответа от него не ждали. Сулла-младший, хорошо знавший своего отца, захихикал, а Морсим побрел прочь, недоуменно почесывая в затылке.

Сулла сам удивился посетившей его идее. В том, что в Каппадокии все пройдет мирно, он нисколько не сомневался; Митридат до поры до времени не высунется из Понта. Но как следует припугнуть его – не мешает. Пока что Сулла не дал ни одного сражения, не имел возможности захватить ценные трофеи. В самом Каппадокийском царстве на поживу можно было не надеться. Все мало-мальски ценное, бывшее некогда в Евсевии-Мазаке, давно перекочевало в сокровищницу Митридата – если Сулла не ошибся в понтийском царе, а он был уверен, что раскусил его.

Ему поручалось изгнать Митридата и Тиграна из Каппадокии, усадить на тамошний трон Ариобарзана и ничего не предпринимать за пределами Киликии. Как простой претор, даром что наместник-проконсул, он мог лишь повиноваться. Однако… Тиграна не было видно: он не примкнул к понтийскому царю в этом походе. Это означало, что он находится где-то в горах Армении, не ведая о воле Рима и не страшась его, ибо никогда не видывал живого римлянина.

Никто не мог поручиться за то, что воля Рима будет доведена до сведения Тиграна, если единственным посредником станет Митридат. Следовательно, наместнику Киликии надлежало самому отыскать Тиграна и лично передать римские директивы. Кто знает, не наткнется ли Сулла на пути в Армению на золотой клад? Золото было ему необходимо. Если к мешку золота, который получает наместник, прилагается еще один для римской казны, то наместнику не возбраняется принять такое подношение; обвинения в хищении, подкупе и измене предъявлялись лишь тогда, когда казна оставалась внакладе или – как в случае отца Мания Аквилия – когда наместник продавал государственную собственность и клал выручку себе в карман. Так случилось во Фригии.

По истечении восьми дней Сулла вывел свои четыре легиона из построенного им лагеря-крепости, оставив его пустым. Лагерь еще мог пригодиться: Сулла сомневался, что Митридат, вернувшись в Каппадокию, вздумает его снести. Придя с сыном и с армией в Мазаку, он, сидя в парадном зале дворца рядом с сияющей матерью царя и с Суллой-младшим, наблюдал, как Ариобарзан взошел на трон. Радость каппадокийцев была несомненной: они высыпали из домов, чтобы приветствовать своего царя.

– Было бы мудрым решением, царь, без промедления приступить к набору и обучению армии, – сказал Сулла перед тем, как уйти. – У Рима не всегда будет возможность за тебя вступиться.

Царь со всем рвением пообещал именно так и поступить, но у Суллы оставались сомнения. Страна была бедная, да и воинственностью каппадокийцы не отличались. Из римского крестьянина получался отменный солдат, не то что из каппадокийского пастуха. Тем не менее совет был принят с благодарностью. Сулла знал, что надеяться на большее не следует.

По сведениям лазутчиков, Митридат перешел через широкую реку Галис и уже поднимался на первый из понтийских перевалов на пути в Зелу. Но никто из лазутчиков не мог сказать, отправил ли Митридат послание Тиграну Армянскому. Впрочем, это не имело значения. Митридат ни за что не выставил бы себя в невыгодном свете; правда могла выплыть только при личной встрече Тиграна и Суллы.

Поэтому из Мазаки Сулла повел свою небольшую армию по пологим холмам Каппадокии, к переправе через Евфрат в Мелитене и дальше в Томису. Весна была уже в самом разгаре, и Сулле доносили, что пути открыты, не считая высокогорных, вокруг Арарата. О том, обогнет ли он Арарат, перевалы которого станут проходимыми к тому времени, когда он туда доберется, Сулла не говорил никому, даже сыну и Морсиму, пока что не очень понимая, куда направляется, и имея одно намерение – дойти до Евфрата.

Между Мазакой и Даландой высились горы Антитавр, но перевалить через них оказалось не так трудно, как представлялось Сулле сначала; несмотря на высоту горных пиков, сам перевал располагался довольно низко, там уже не было ни снега, ни угрозы оползней. Дальше потянулись живописные горные ущелья, на дне которых грохотали пенные потоки; земледельцы спешили в короткий срок обработать свои плодородные участки. Жители этих мест принадлежали к древним народностям, которые никто никогда не беспокоил, не угонял в армию, не лишал земель ввиду ничтожности принадлежавших им наделов. Сулла вел себя в походе благородно, оплачивая то, что ему требовалось, и не позволяя своим людям заниматься мародерством. В этих краях сама природа велела устраивать засады, но лазутчики работали, не жалея сил, и ни один не предупреждал Суллу, что Тигран ждет его во всеоружии на своем берегу Евфрата.