– Около шестидесяти миль.
– Ты ведь не намерен идти туда?
– Почему бы нет? – молвил Сулла. – Я никого не убил, не грабил ни храмов, ни местное население. Я пришел с миром и желаю провести переговоры с царем Тиграном. Более того, я хочу просить вас об услуге: отправьте царю Тиграну в Тигранакерт послания с сообщением, что я иду – иду с миром!
Тигран узнал о приближении Суллы еще до того, как получил послания, но не спешил что-либо предпринимать. Что понадобилось Риму восточнее Евфрата? В мирные намерения Тигран, конечно, не верил, но численность армии Суллы позволяла не опасаться серьезного вторжения. Главный вопрос состоял в том, наносить ли удар самому: как и Митридат, Тигран трепетал от одного слова «Рим». Поэтому он принял решение не нападать, пока не нападут на него, но выступить со своей армией навстречу этому римлянину, Луцию Корнелию Сулле.
Митридат прислал Тиграну угрюмое письмо, в котором оправдывал свои действия. Там кратко говорилось о гибели Гордия и о том, что Каппадокия снова попала под власть римской марионетки, царя Ариобарзана. Командующий (имя не называлось) пришедшей из Киликии римской армии угрозами принудил его, Митридата, убраться восвояси. Пока что, писал понтийский царь, он из осторожности отложил свой план вторжения в Киликию после окончательного покорения Каппадокии. В связи с этим он советовал Тиграну отказаться от похода на запад, в Сирию, и от встречи с ним, своим тестем, на плодородной равнине Нижней Киликии.
Раньше оба царя не могли представить, что римлянин Луций Корнелий Сулла, успешно завершив свою миссию в Каппадокии, дерзнет отправиться дальше, вместо того чтобы вернуться назад, в Тарс; когда Тигран поверил наконец своим шпионам, доносившим, что Сулла подступил к Евфрату и ищет переправу, было уже поздно отправлять послания Митридату в Синопу, поскольку Сулла вот-вот должен был появиться на пороге Армении. Поэтому Тигран сообщил о приближении Суллы в Селевкию-на-Тигре своим парфянским сюзеренам; тем в ответ на его зов предстоял долгий, но нетрудный путь.
Царь Армении встретил Суллу на Тигре, в нескольких милях к западу от своей новой столицы; придя на западный берег реки, Сулла увидел на восточном берегу лагерь Тиграна. По сравнению с Евфратом Тигр смотрелся так себе речкой – мелкой, медленной, буроватой, вдвое уступавшей могучему собрату шириной. Тигр брал начало по другую сторону Антитавра, имел вдесятеро меньше притоков, чем Евфрат, не питался тающими снегами и непересыхающими ключами. Почти в тысяче миль южнее, там, где стояли Вавилон, Ктесифон и Селевкия-на-Тигре, две реки сближались на расстояние всего сорока миль, и прорытые от Евфрата к Тигру каналы позволяли последнему донести свои воды до Персидского моря.
«Кто к кому идет?» – криво усмехаясь, задавался вопросом Сулла, разбивая на западном берегу хорошо укрепленный лагерь; кому первому изменит терпение, кто перейдет реку? Это сделал Тигран – не потому, что его спровоцировали, и не из страха, а из любопытства. Шли дни, Сулла не показывался, и царь устал ждать. На воду спустили царский челн – золоченую плоскодонку, приводимую в движение не веслами, а шестами, где под золотисто-пурпурным навесом с бахромой, спасавшим от палящего солнца, стоял на помосте один из малых царских тронов – из золота и слоновой кости, усыпанный драгоценными камнями.
Царь прибыл на дощатый причал на двухосной золотой колеснице, сверкавшей так, что на нее было больно смотреть с западного берега; стоявший за спиной царя раб держал у него над головой золоченый зонт с усеянной драгоценностями рукояткой.
– Хотелось бы мне знать, что будет дальше! – обратился Сулла к сыну, вместе с которым прятался за стеной из щитов.
– Что ты имеешь в виду, отец?
– Гордыню! – с усмешкой воскликнул Сулла. – Не верится, что он осквернит свои стопы хождением по деревянному настилу. Где ковер?
Загадка легко разрешилась: два мускулистых раба, отодвинув раба с зонтом, поднялись в колесницу с маленькими колесами, сцепили руки и замерли. Царь осторожно опустил зад на это сиденье и был перенесен на челн, где его водрузили на трон. Покуда неспешный челн пересекал ленивую реку, царь сидел неподвижно, как будто не замечая суматохи на западном берегу. Челн уткнулся в покатый берег, где не было настила, и весь процесс повторился. Рабы подняли царя и держали его, пока трон переносили на плоский валун и пока не занял свое место позади трона раб с зонтом. Только после этого пыхтящие рабы водрузили на трон своего властелина.
– Хитро придумано! – воскликнул Сулла.
– В чем хитрость? – спросил Сулла-младший, которому все было интересно.
– Он обставил меня, сынок! На что бы я ни сел – и даже если я останусь стоять, – он все равно будет выситься надо мной.
– Как же ты поступишь?
Надежно скрытый от царя, как ни высоко тот восседал, Сулла щелкнул пальцами, подзывая раба.
– Помоги снять это, – приказал он, сбрасывая ремни панциря.