Битва за Рим

– После нашей последней встречи я стал городским претором. Эта должность залатала много дыр в моих познаниях.

– Могу себе представить…

– Что там с этим вторым Цензорином?

– Он собрался выдвинуть против тебя обвинение в государственной измене на том основании, что ты якобы получил крупную взятку от парфян за то, что предал интересы Рима на Востоке.

Сулла заморгал:

– Боги! Не предполагал, что в Риме кому-то известно о моих приключениях на Востоке. Это настолько никого не интересует, что в сенате от меня даже не потребовали отчета. Что он может знать о событиях за пределами Римского форума, тем более восточнее Евфрата? И как проведал об этом ты, раз до меня не долетело ни словечка?

– Он любитель театра, главное его развлечение – устраивать вечеринки с участием актеров, желательно трагиков. Я регулярно там бываю, – продолжил Метробий с улыбкой, в которой не было ни капли уважения к Цензорину. – Нет, Луций Корнелий, он не мой любовник! Терпеть его не могу. А вот вечеринки люблю. Увы, ни одна не сравнится с теми, которые устраивал в былые времена ты… Но Цензорин старается. К нему захаживают одни и те же люди, я их хорошо знаю и ценю. Хозяин не скупится на угощение и вино. – Метробий пожевал красными губами, размышляя. – Тем не менее от моего внимания не ускользнуло, что в последние месяцы к нему стали заглядывать странные гости. Еще он хвастается моноклем из чистейшего изумруда – купить такой камень ему не под силу, даже если он наскребет денег на место в сенате. Изумруд больше под стать Птолемею Египетскому, чем какому-то завсегдатаю сенатских прений.

Сулла с улыбкой цедил вино.

– Восхитительно! Вижу, мне следовало бы поискать дружбы этого Цензорина – после суда, а может, и раньше. Что ты о нем думаешь?

– По-моему, он шпион – но чей? То ли парфян, то ли еще каких-то восточных правителей. Его необычные гости определенно оттуда: расшитые золотом одеяния, сами усыпаны драгоценными камнями, полно денег, которые они сыплют в любую жадно подставленную римскую ладонь.

– Парфяне ни при чем, – уверенно сказал Сулла. – Им нет дела до происходящего к западу от Евфрата, это я понял. Нет, это Митридат. Или Тигран Армянский. Но я бы поставил на Митридата Понтийского. Ну-ну… – Он весело потер руки. – Выходит, мы с Гаем Марием серьезно обеспокоили Понт. Кажется, Сулла сделал для этого больше, чем Марий. Я ведь потолковал с Тиграном и заключил договор с сатрапами парфянского царя. Ну-ну…

– Что ты можешь сделать? – в тревоге спросил Метробий.

– Не бойся за меня, – бодро сказал Сулла, захлопывая ставни. – Предупрежден – значит вооружен. Я выжду и посмотрю, что предпримет Цензорин. А потом…

– Что потом?

Сулла злобно улыбнулся, обнажив зубы:

– Я заставлю его пожалеть, что он появился на свет. – Он подошел к двери в атрий, задвинул засов, потом сделал то же самое с дверью в колоннаду перистиля. – А раз уж ты все равно заявился сюда, величайшая любовь моей жизни, не считая моего сына, я не могу тебя отпустить, не прикоснувшись к тебе.

– Я и сам не уйду.

Они стоя обнялись, положив подбородки на плечи друг другу.

– Помнишь все эти годы? – мечтательно спросил Метробий, улыбаясь и жмурясь.

– Тебя в дурацкой желтой тунике, с текущей по ляжкам краской? – Сулла тоже улыбнулся, одной рукой гладя его по голове, другой сладострастно скользя по прямой мускулистой спине.

– А ты был в парике из маленьких живых змеек.

– Я же был медузой.

– Поверь, ты был очень достоверен.

– Слишком много болтаешь!

…Метробий ушел спустя час с лишним; никто в доме не обратил внимания на его визит, хотя Сулла поведал внимательной и любящей Элии, что ему сообщили о предстоящем разбирательстве в суде по обвинению в государственной измене.

Она ахнула и затрепетала:

– О, Луций Корнелий!..

– Не волнуйся, дорогая, – отмахнулся Сулла. – Обещаю, это кончится ничем.

Она все равно не могла успокоиться.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Поверь, жена, много лет я не чувствовал себя так хорошо и не желал так страстно твоей любви. – Сулла обнял ее за талию. – Идем в постель.

Сулле не пришлось расспрашивать о Цензорине, потому что тот уже назавтра сам нанес удар. Он явился к городскому претору, Квинту Помпею Руфу из Пицена, и потребовал разбирательства в суде по обвинению в государственной измене против Луция Корнелия Суллы, подкупленного парфянами и предавшего Рим.

– У тебя есть доказательства? – сурово спросил Помпей Руф.

– Доказательства имеются.

– Изложи их мне.

– Я не стану, Квинт Помпей. В суде я расскажу все, что мне известно. За такое преступление положена смертная казнь. Я не требую наложения штрафа. Закон не обязывает меня раскрывать обстоятельства дела тебе. – Говоря это, Цензорин поглаживал под тогой свою драгоценность, которую страшно было и оставлять дома, и носить открыто.

– Хорошо, – сухо произнес Помпей Руф. – Я попрошу председателя quaestio de maiestate созвать суд через три дня у Курциева озера.

Помпей Руф проводил взглядом Цензорина, шмыгнувшего через Нижний форум к Аргилету, потом щелкнул пальцами, подзывая помощника, младшего сенатора из рода Фанниев.