Битва за Рим

– Ты славно потрудился, Марк Ливий, – похвалил Друза Марий, проходя мимо него. – Продолжай в том же духе, так ты станешь первым в истории народным трибуном, завоевавшим сенат.

К удивлению Друза, к нему подошел Луций Корнелий Сулла, с которым он был едва знаком, и попросил без промедления продолжить разговор.

– Я только что вернулся с Востока, Марк Ливий, и хочу узнать все в подробностях. Я имею в виду два закона, которые ты уже провел, а также то, что ты думаешь об общественных землях, – сказал Сулла, обветренное лицо которого сделалось более мужественным.

Сулле и впрямь было интересно, потому что он принадлежал к тем немногим из слушавших Друза, кто понимал, что тот не радикал, не реформатор, а настоящий консерватор, заботящийся главным образом о сохранении прав и привилегий своего класса, желающий сохранить Рим таким, каким он был всегда.

Они прошли не дальше комиция, где можно было не опасаться зимнего ветра и где Друз изложил ему свою позицию. Иногда Сулла задавал вопросы, но Друза было не остановить: он был признателен патрицию из Корнелиев, согласившемуся выслушать то, что большинство патрициев из Корнелиев сочли бы изменой. В конце разговора Сулла с улыбкой протянул руку и искренне поблагодарил Друза.

– Я проголосую за тебя в сенате, пусть в плебейском собрании и не смогу за тебя голосовать, – сказал он.

До Палатина они дошли вместе, но ни тот ни другой не выказали желания продолжить беседу в более теплой обстановке за кувшином вина: не возникло симпатии, которая располагала бы к подобному предложению. У дома Друза Сулла хлопнул его по спине и отправился по спуску Виктории к проулку, ведшему к его дому. Ему не терпелось поговорить с сыном, чей совет он все больше ценил, хотя до зрелой мудрости юноше было еще далеко, что Сулла вполне понимал. Сулла-младший был скорее резонатором его речей. Для человека с немногочисленными клиентами и в отсутствие армии сторонников такой слушатель представлял бесценное сокровище.

Но дома Суллу ждало неприятное известие: по словам Элии, Сулла-младший слег с сильной простудой. Суллу дожидался клиент, утверждавший, что принес срочную новость, но нездоровье сына сразу заставило Суллу обо всем забыть. Он бросился не в кабинет, а в удобную гостиную, где Элия уложила его ненаглядного сына, рассудив, что душная тесная спальня не годится для больного. У бедняги был жар, болело горло, он кашлял, чихал и все время сморкался и харкал, но в покрасневших глазах читалось обожание. Сулла успокоился, поцеловал сына и сказал, желая и его успокоить:

– Если лечиться, эта беда продлится две нундины, если нет – шестнадцать дней. Мой тебе совет: не препятствуй Элии ухаживать за тобой.

После этого Сулла направился в кабинет, хмуро гадая, кто и что его ждет; клиенты редко за него беспокоились, ибо он не отличался щедростью и не баловал их дарами. Это были в основном солдаты и центурионы, мелкие провинциальные и деревенские людишки, некогда попавшиеся на его пути, получившие от него помощь и попросившиеся в клиенты. Таких набиралось не много, и считаные из них знали его адрес в городе Риме.

Гостем оказался Метробий. Сулле следовало бы догадаться, кто его гость, но он не догадался, что свидетельствовало о том, что его старания выбросить Метробия из головы увенчались успехом. Сколько тому сейчас лет? Тридцать с небольшим: тридцать два, тридцать три. Куда уходят годы? В забвение. Но Метробий оставался Метробием и, судя по приветственному поцелую, по-прежнему был весь к его услугам. Потом Сулла содрогнулся: когда Метробий появился в его доме в прошлый раз, умерла Юлилла. Он не приносил удачи, только любовь. Но Сулла не променял бы удачу на любовь. Он решительно отстранился от Метробия и уселся за свой стол.

– Тебе не следовало сюда приходить, – бросил он.

Метробий вздохнул, грациозно опустился в клиентское кресло, оперся локтем о стол и устремил на Суллу взгляд своих прекрасных карих глаз.

– Я знаю, Луций Корнелий, но я твой клиент. Ты добился для меня гражданства без статуса вольноотпущенника, и по закону я – Луций Корнелий Метробий из трибы Корнелиев. Твой управляющий больше озабочен редкостью моих визитов, нежели тем, что я сюда зачастил. Я не делаю и не говорю ничего, что повредило бы твоей драгоценной репутации, – ни друзьям и коллегам в театре, ни любовникам, ни твоим слугам. Прошу, окажи мне доверие, которое я вполне заслуживаю!

Сулла смахнул некстати навернувшиеся слезы.

– Я знаю, Метробий. Знаю и благодарен тебе. – Он вздохнул, встал и подошел к шкафчику с вином. – Выпьешь?

– Благодарю.

Сулла поставил перед Метробием серебряный кубок, обнял его за плечи и, стоя у него за спиной, прижался щекой к его густым черным волосам. Потом, не дав Метробию схватить его за руки, он вернулся в свое кресло.

– Что за срочное дело? – спросил он.

– Знаешь человека по имени Цензорин?

– Которого? Молодого противного Гая Марция или Цензорина – богатого завсегдатая Форума с дурацкими претензиями на место в сенате?

– Второго. Не думал, что ты так хорошо знаешь своих римских земляков, Луций Корнелий.