Битва за Рим

– Жалованье в армии невелико. Наши трофеи после разгрома германцев были жалкими. Гай Марий и его легаты научили нищих рекрутов воевать, показали им, где у меча рукоять, где острие, привили им чувство римской гордости. Тут я согласен с Гаем Марием! Мы не можем отправить этих людей обратно в их городские трущобы или жалкие сельские лачуги. Так мы породим еще худшее зло – массу обученных военному делу людей с пустыми кошельками, ничем не занятых и считающих, что с ними и им подобными мы и нам подобные поступили не по справедливости. Ответ Гая Мария – а он нашел этот ответ, еще когда воевал в Африке с царем Югуртой, – состоял в том, чтобы селить армейских ветеранов, не имеющих средств, на общественных землях чужих стран. Этим долго и успешно занимался на островах в Малом Сирте городской претор прошлого года Гай Юлий Цезарь. Я придерживаюсь мнения – и настойчиво призываю вас, собратья-сенаторы, видеть в моих словах лишь предостережение на будущее, – что Гай Марий был прав и что нам следует продолжать селить этих неимущих ветеранов на ager publicus в чужих краях.

Всю свою речь Друз произносил не сходя с места. У некоторых при одном звуке имени Гая Мария окаменели лица, но сам Марий по-прежнему сидел на своем почетном месте консуляра, сохраняя достоинство и невозмутимость. В среднем ярусе напротив Мария, восседавшего в центре, сидел бывший претор Луций Корнелий Сулла, уже вернувшийся из Киликии, где был наместником, и проявлявший к речи Друза заметный интерес.

– Все это, однако, не относится к самой насущной беде – общественным землям Италии и Сицилии. Надо что-то делать! Потому что, пока мы не справимся с этим злом, оно будет разъедать наш моральный дух, нашу этику, наше чувство справедливости, mos maiorum,

сами основы нашего существования. Сейчас общественные земли в Италии принадлежат тем из нас и тем всадникам первого класса, кто заинтересован в латифундиях и пастбищах. Общественные земли на Сицилии принадлежат некоторым крупным производителям зерна, живущим по большей части здесь, в Риме, доверяя хозяйство надсмотрщикам и рабам. Полагаете, это стабильная ситуация? Тогда подумайте вот о чем. С тех пор как Тиберий и Гай Семпронии Гракхи заронили в наши умы эту мысль, общественные земли Италии и Сицилии так и ждут, пока их нарежут на участки и расхватают. Насколько благородны будут полководцы будущего? Удовольствуются ли они, подобно Гаю Марию, расселением своих ветеранов на чужбине или соблазнят своих солдат италийскими землями? А как насчет благородства народных трибунов будущих лет? Не появится ли новый Сатурнин, который поманит чернь обещанием раздачи земель в Этрурии, Кампании, Умбрии, на Сицилии? Как насчет благородства будущих плутократов? Что, если их владения на общественных землях будут и впредь увеличиваться в размерах и в конце концов всего двое-трое завладеют половиной Италии, половиной Сицилии? Что проку твердить, что ager publicus – собственность государства, если оно само сдает их и если люди, управляющие государством, вправе принимать относительно этих земель любые законы, какие пожелают?

Друз набрал в легкие побольше воздуху, широко расставил ноги и перешел к заключительной части своей речи.

– Избавиться от них раз и навсегда – вот мое предложение! Покончить с так называемыми общественными землями в Италии и на Сицилии! Наберемся же отваги и сделаем то, что должны: нарежем все наши общественные земли и раздадим их бедным, нуждающимся, солдатам-ветеранам! Начнем с богатейших среди нас, с аристократов из аристократов: пожалуем каждому сидящему здесь его десять югеров общественной земли, и так каждому римскому гражданину! Для некоторых из нас это сущая безделица, но для других это большая ценность, чем все, чем они обладают. Раздадим общественные земли! Все до последнего клочка! Ничего не оставим будущим погубителям, не дадим им оружия для покушения на нас, наш класс, наше богатство. Оставим их с пустыми руками – нерозданными останутся только caelum aut caenum

, небо и грязь! Я поклялся сделать это, отцы, внесенные в списки, и я это сделаю! И не потому, что так тревожусь за судьбу бедных и нуждающихся. Не потому, что мне так важна судьба наших ветеранов из бедноты. Не потому, что я завидую сенаторам и нашим всадникам-скотоводам, арендующим эти земли. Причина – единственная причина, других нет! – заключается в том, что общественные земли Рима грозят бедой в будущем, когда какой-нибудь полководец посулит их своим войскам, когда народный трибун-демагог увидит в них способ пролезть в Первые Люди Рима или когда два-три плутократа увидят в этом способ завладеть всей Италией и Сицилией!

Сенат услышал его и теперь раздумывал – в этом Друз был уверен. Филипп промолчал, а когда Цепион захотел взять слово, Секст Цезарь возразил ему, коротко молвив, что сказано уже достаточно и что заседание возобновится завтра.