Сулла со вздохом отложил перо. Письмо получилось очень длинным, зато он излил в нем все, что накопилось. Это стоило того, чтобы проявить усердие и даже пожертвовать сном. Он знал, кому пишет, – как же иначе? – однако мог изложить в письме то, чего никогда не сказал бы Публию Рутилию в разговоре. Потому, наверное, что тот был слишком далеко, чтобы представлять малейшую угрозу.
Тем не менее Сулла не стал упоминать о том, как Луций Юлий Цезарь внезапно возвысил его в сенате. Это было так ново, что болтать об этом, представляя свершившимся фактом, значило бы дразнить переменчивую Фортуну. Сулла не сомневался, что все вышло по чистой случайности: Луций Цезарь, не любивший Гая Мария, искал, кому еще предоставить слово. Право высказаться принадлежало, конечно, Титу Дидию, Публию Крассу или кому-то еще из триумфаторов. Но его взгляд упал на Суллу, и он решил, что Сулла подойдет. Конечно, он не ожидал, что тот так прекрасно владеет ситуацией, а когда убедился в этом, поступил ожидаемым образом – сделал Суллу своим экспертом. Консул, советующийся с Марием или Крассом, выглядел бы как новичок, вынужденный всякий раз обращаться к знатокам. Обращаясь же к Сулле, консул выглядел выигрышно: он мог похвастаться, что «открыл» Суллу. Это смахивало на патронаж.
Пока что Сулла был доволен. Ведя себя с Луцием Цезарем почтительно, он будет добиваться постов, на которых сможет затмить своего «патрона». Тот, как быстро разобрался Сулла, имел склонность к болезненному пессимизму и был далеко не таким умелым и знающим, каким казался на первый взгляд. Отбыв вместе с ним в Кампанию в начале апреля, Сулла предоставил ему принимать военные решения, а сам с похвальной энергией и воодушевлением взялся набирать и обучать новые легионы. Среди центурионов двух ветеранских легионов в Капуе было много тех, кто в разных местах служил под командованием Суллы, еще больше оказалось таких среди отставных центурионов, снова вызвавшихся обучать войска. Разнеслась весть о новом наборе, и репутация Суллы пошла в гору. Теперь ему требовалось всего лишь, чтобы Луций Цезарь наделал ошибок или так увяз в близящейся кампании, что был бы вынужден предоставить Сулле свободу действий. В одном Сулла был совершенно уверен: лишь только ему выпадет шанс, он не допустит ни одной ошибки.
Помпей Страбон, подготовленный лучше остальных командующих, снарядил два новых легиона из жителей собственных обширных владений в Северном Пицене; усилиями центурионов из двух ветеранских легионов он привел свои новые войска в боевую готовность всего за пятьдесят дней. Во вторую неделю апреля он выступил из Цингула с четырьмя легионами – двумя бывалыми и двумя неопытными. Это соотношение внушало уверенность. Его военная карьера блестящей не была, тем не менее он обладал необходимым опытом командования и добился репутации очень твердого человека.
В возрасте тридцати пяти лет, находясь в Сардинии в должности квестора, он совершил ошибку, заставившую других сенаторов презирать и сторониться его. Он попросил у сената дозволения сместить с должности своего начальника, наместника Тита Анния Альбуция, и быть обвинителем на суде после возвращения в Рим. Сенат, возглавляемый Скавром, ответил на эту просьбу язвительным письмом претора Гая Меммия с приложенной речью самого Скавра, который обзывал Помпея Страбона ядовитым грибом и тупицей, обвинял в дурных манерах, высокомерии, безмозглости и низком происхождении. Сам Помпей Страбон считал свое намерение отдать начальника под суд правильным, Скавр же и другие тогдашние предводители сената сочли содеянное им непростительным. Никто не поступал так со своим начальством, тем более не рвался в обвинители! Потом Луций Марк Филипп превратил отсутствовавшего Помпея Страбона в посмешище, предложив сенату назначить для суда над Титом Альбуцием другого косоглазого обвинителя – Цезаря Страбона.
В Помпее Страбоне было много от кельтского царя, как он ни тщился доказать свое стопроцентно римское происхождение. Главным его доводом в пользу того, что он римлянин, служила принадлежность к трибе Клустумина – весьма почтенной сельской трибе на востоке долины Тибра. Но мало кто из влиятельных римлян сомневался в том, что Помпеи жили в Пицене задолго до римского завоевания. Триба, учрежденная для новых граждан из Пицена, называлась Велина, и большинство клиентов, живших на землях Помпеев в Северном Пицене и на востоке Умбрии, принадлежали именно к ней. Среди римской знати бытовало мнение, что Помпеи были пиценами и имели клиентов задолго до распространения на эту часть Италии римского влияния, а впоследствии купили себе членство в более почтенной, чем Велина, трибе. В этой части Италии галлы во множестве селились после неудачного вторжения в центр полуострова и в Рим их первого царя Бренна триста лет назад. А поскольку Помпеи имели весьма яркую внешность, римляне уверенно записали их в галлы.