Это был величайший день в жизни Суллы. В пятьдесят один год он наконец командовал на театре военных действий и впервые лично привел свою армию к победе. И какой! Он был весь в чужой крови, ее было так много, что он слышал, как капли падают на землю, рукоять меча прилипла к правой ладони, от него разило по́том и смертью – и пришел этот миг: Луций Корнелий Сулла посмотрел на поле боя, сорвал с головы шлем, подбросил его вверх, и воздух огласился его победным криком. В ту же минуту его ушей коснулся другой звук, в котором потонул вой и стоны умирающих самнитов. Звук рос, заполнял собой все вокруг, и вот стало слышно, как по полю разносится:
Его солдаты выкрикивали это слово снова и снова, и в нем было все: признание, победа, поклонение новому императору на поле выигранного им сражения. Во всяком случае, он думал именно так. Он стоял с поднятым над головой мечом и широко улыбался; его мокрые от пота блестящие волосы сушило заходящее солнце; его душа была переполнена настолько, что он ни слова не мог бы сказать в ответ, если бы от него ждали этого слова. «Я, Луций Корнелий Сулла, – думал он, – доказал без всяких оговорок, что человек моих способностей одним лишь упорством может достичь того, что другие считают своим природным талантом, – победы в жесточайшей битве этой или любой другой войны. О Гай Марий, подожди, старый калека, не умирай, пока я не вернусь в Рим и не докажу тебе, как ты ошибался! Я тебе ровня! Через несколько лет я превзойду тебя. Мое имя зазвучит громче твоего. Так должно быть. Потому что я – патриций из рода Корнелиев, а ты – крестьянин с латинских холмов».
Однако еще многое надо было сделать, а римскому патрицию не пристало мешкать. Когда к нему подошли Тит Дидий и Метелл Пий, на их лицах застыла какая-то странная покорность, глаза светились восторгом, обожанием, с каким раньше на него смотрели только Юлилла и Далматика. «Но ведь это мужчины, Луций Корнелий Сулла! Мужчины, заслужившие почет и уважение: Дидий – триумфатор, победитель кельтиберов, Метелл Пий – наследник прославленного и знатного рода. Женщины не в счет, они глупы. Но мужчины – вот кто важен! Особенно такие, как Тит Дидий и Метелл Пий. За все те годы, что я служил у Гая Мария, мне ни разу не доводилось видеть такого обожания в глазах его людей. Я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь смотрел на него с таким восторгом! Сегодня я не просто победил. Сегодня я расплатился за Стиха, за Никополис, за Клитумну, Геркулеса Атланта и Метелла Нумидийского Свина. В этой победе мое искупление. Я доказал, что эти жизни, которые я взял, чтобы стоять у ворот Нолы победителем, стоили куда меньше моей. Сегодня я начал понимать халдея Набополассара, потому что теперь я – величайший человек на просторах от Атлантического океана до реки Инд!»
– Этой ночью нам не придется спать, – решительно сказал Сулла Дидию и Метеллу Пию. – К рассвету трупы самнитов нужно свалить в кучи, сняв с них все ценное, а наших погибших подготовить к погребальному костру. День был тяжелый, я знаю, но он еще не закончился. Отдыхать будем, когда все останется позади. Квинт Цецилий, найди подходящих людей и отправляйся в Помпеи как можно скорее. Привези хлеба и вина вдоволь каждому и собери нестроевиков – пусть раздобудут дрова и нефти. Костров будет много.
– Но ведь у нас нет лошадей, Луций Корнелий! – прошептал Свиненок. – Мы прошли от Помпей до Нолы маршем! Двадцать миль за четыре часа!
– Так найдите, – холодно ответил Сулла. – К рассвету вы должны быть здесь. – Он повернулся к Дидию. – Тит Дидий, а ты ступай и выясни, кто отличился в битве и заслужил награду. Мы возвращаемся в Помпеи, как только с трупами будет покончено, однако я хочу, чтобы один капуанский легион оставался тут, под стенами Нолы. Пусть жителям объявят, что Луций Корнелий Сулла дал обет Марсу и Беллоне: Нола будет видеть римские войска перед своими воротами, пока не сдастся, не важно, будет ли это через месяц, через полгода или через несколько лет.
Не успели еще Тит Дидий и Метелл отправиться по своим поручениям, как показалась депутация, возглавлял которую военный трибун Луций Лициний Лукулл. С ним были примипилы легионов и старшие центурионы – всего восемь человек. Они шли торжественно, словно процессия жрецов или консулы, направляющиеся к храму Юпитера в день вступления в должность.
– Луций Корнелий Сулла, твоя армия благодарит тебя. Без тебя мы потерпели бы поражение, наши солдаты погибли бы. Ты сражался в первых рядах, подавая нам пример. Ты не знал усталости, ведя нас пешим строем к Ноле. Тебе, тебе одному принадлежит величайшая победа в этой войне. Ты спас не только свою армию. Ты спас Рим, Луций Корнелий, мы чтим тебя, – закончил свою речь Лукулл и отошел, чтобы пропустить вперед центурионов.