Сулла долго вглядывался в свое изображение: то, как видят его другие люди, поразило его. Самое лучшее серебряное зеркало не могло сравниться с этой маской. «Надо бы заказать Магию несколько портретных бюстов и статую в полный рост в доспехах», – подумал он, довольный тем, как выглядит в глазах других. Вернувшиеся мысли о вероломстве Мария наконец затуманили его взор. Он стряхнул с себя оцепенение и аккуратно потянул на себя два рога, расположенные на полу в передней части храма. Восковая голова Луция Корнелия Суллы заскользила вперед и покинула свое убежище вместе с подвижным полом, на котором лежала. Она словно ждала, когда чьи-нибудь руки поднимут ее вместе с париком с глиняного слепка лица Суллы. Она удобно покоилась на своем ложе, повторяя его черты, запертая вдали от света и пыли в своем темном, душном футляре. Там она может храниться веками, когда сойдут в могилу его внуки и внуки его внуков.
Сулла снял травяной венок, водрузил его на свое изображение. Даже в тот день, когда эти побеги оторвали от матери-земли под Нолой, они уже были темными и грязными, потому что их взяли на поле боя, где их давили, топтали и мяли тысячи ног. И пальцы, которые заплели их в косу, не были ловкими и умелыми девичьим пальчиками. Они принадлежали центуриону, примипилу Марку Канулею, куда более привычному к тяжелой палице. Теперь, семь месяцев спустя, венок увял, растрепанные корни торчали сквозь перепутанные пряди стеблей, немногие оставшиеся листья пожухли. «Но ты еще жив, мой прекрасный травяной венок, – подумал Сулла, сдвигая его со лба назад, чтобы он обрамлял восковое лицо под искусственными волосами так, как положено, так, как носят женщины свои тиары. – Да, ты жив. Ты сделан из италийских трав руками римского солдата. Ты не сдашься. Так же как не сдамся и я. И вместе мы раздавим Гая Мария».
На следующий день после вступления новых консулов в должность Сулла созвал заседание сената. Наконец-то во время новогодних празднества сенат получил нового принцепса.
Это был Луций Валерий Флакк, «ручной» младший консул Мария, которому выпало занимать свою должность в тот знаменательный год, когда Мария избрали консулом в шестой раз, он перенес первый удар и был не в силах противостоять буйству Сатурнина. Должность была не самая популярная, но существовало столько разных ограничений, прецедентов и предписаний, что соответствовал им только Луций Валерий Флакк. Он был патрицием, главой своей группы сенаторов, консуляром и становился интеррексом чаще, чем любой другой сенатор-патриций. Никто не строил иллюзий о том, что он займет место Марка Эмилия Скавра. Включая самого Флакка.
Перед тем как официально открыть собрание, он пришел к Сулле и начал болтать о трудностях в Малой Азии, но так сумбурны были его мысли, так бессвязна речь, что Сулла решительно отстранил его и сказал, что необходимо совершить ауспиции. Ныне сам авгур, он наблюдал за церемонией вместе с великим понтификом Агенобарбом. Вот и еще один выглядит не очень хорошо, подумал Сулла, вздохнув. Сенат в удручающем состоянии.
С тех пор как Сулла прибыл в Рим в начале декабря, его время было занято не только встречами с друзьями, позированием в мастерской Магия, пустой болтовней, докучливой женой и Гаем Марием. Он знал, что станет консулом, поэтому бо́льшую часть времени проводил за разговорами с теми из всадников, которых уважал или считал наиболее способными, с сенаторами, которые оставались в Риме во время войны, такими как, например, новый городской претор Марк Юний Брут, и с людьми вроде Луция Декумия, представителя четвертого класса и квартального начальника.
Теперь он встал и показал сенату, что он, Луций Корнелий Сулла, их новый лидер, который не потерпит неповиновения.
– Принцепс сената и отцы, внесенные в списки! Я не оратор, – сказал он, стоя совершенно неподвижно перед своим курульным креслом, – так что от меня вам не дождаться изысканных речей. Я представлю вам простое изложение фактов, за которым последует краткое перечисление мер, которые я собираюсь принять, чтобы исправить ситуацию. Вы можете обсуждать эти меры – если сочтете нужным, – но меня увольте. Напоминаю вам: мы еще не одержали в войне окончательной победы. Поэтому я не хочу задерживаться в Риме дольше, чем требуется. Также я предупреждаю вас, что буду сурово расправляться с членами этого досточтимого собрания, которые из тщеславия или эгоизма попытаются помешать мне. Мы не в том положении, чтобы терпеть выходки, подобные тем, что позволял себе Луций Марций Филипп в дни, предшествовавшие гибели Марка Ливия Друза, – надеюсь, ты слушаешь, Луций Марций?
– Мои уши внимают тебе, Луций Корнелий, – процедил Филипп.
Другой человек осадил бы Филиппа едким словцом. Сулла сделал это взглядом. После того как раздались смешки, эти жуткие бледные глаза заметались по рядам в поисках виноватых. Обмен колкостями был подавлен в зародыше, смех резко стих, у каждого нашлась вдруг причина податься вперед с видом крайней заинтересованности.