Битва за Рим

– В какой-то степени я погасил этот долг, Луций Корнелий. Солдаты получили все, что мог предложить им Аскул, от мебели до бронзовых монет. Им досталась одежда, женские безделушки, всякая мелочь, до последней приаповой лампы. Да, они были счастливы, как и в других случаях, когда я отдавал им все, что только удавалось. Ничего ценного. Но простым солдатам и этого довольно. Таким способом я смог расплатиться с долгами. – Он замолчал, затем продолжил: – Но есть и другой способ. И он касается меня лично.

– Вот как?

– Четыре из десяти этих легионов – мои. Это люди, которые выросли на моих землях в Северном Пицене и Южной Умбрии. Все они до последнего солдата – мои клиенты. Поэтому они не станут просить большего, чем Рим сможет им заплатить. Им хватает того, что они смогут подобрать.

Сулла с тревогой смотрел на Помпея:

– Продолжай, прошу!

– Теперь, – Помпей Страбон задумчиво потирал подбородок огромной ручищей, – мои дела устроены так, как мне хотелось бы. Мне не на что жаловаться. Но кое-что изменится, потому что я больше не консул.

– И что же, Гней Помпей?

– Мне нужно проконсульство. И утверждение в должности командующего на севере. – Он перестал поглаживать скулу и описал широкий круг рукой. – Все остальное можешь оставить себе, Луций Корнелий. Мне этого не надо. Все, чего я хочу, – свой собственный уголок нашего прекрасного мира. Пицен и Умбрию.

– В обмен на который ты потребуешь жалованье лишь для шести своих легионов и уменьшишь счет для этих шести?

– Ты схватываешь на лету, Луций Корнелий.

Сулла протянул руку:

– Договорились, Гней Помпей! Я бы отдал Пицен и Умбрию хоть Сатурнину, если бы это позволило не платить полное жалованье десяти легионам.

– Только не Сатурнину, даже если его семья и родом из Пицена! Я пригляжу там за ними хорошенько.

– Не сомневаюсь, Гней Помпей.

Таким образом, когда в сенате был поднят вопрос о том, кто какими войсками будет командовать на последнем этапе войны с италиками, Помпей Страбон получил, что хотел, без малейших возражений со стороны консула в травяном венке. Да и вообще возражений не последовало. Сулла подготовился основательно. Хотя Помпей Страбон и не был похож на Суллу – ему недоставало тонкости и изощренности, – он был опасен, как загнанный в угол медведь, и безжалостен, как восточный деспот, причем и с тем и с другим имел поразительное сходство. История его злодеяний в Аскуле дошла до Рима путем новым и неожиданным. Восемнадцатилетний контубернал Марк Туллий Цицерон сообщил о них в письме одному из своих наставников, оставшемуся в живых Квинту Муцию Сцеволе, и Сцевола не стал молчать. Впрочем, его словоохотливость была вызвана скорее литературными достоинствами самого письма, а не чудовищностью описанных в нем деяний Помпея Страбона.

– Восхитительно! – таково было заключение Сцеволы о письме. – Чего еще ожидать от кровавого мясника? – О его жутком содержании.

Хотя Сулла сохранил верховное командование на южном и центральном театре, на деле командование на юге перешло к Метеллу Пию Свиненку. Гай Косконий был ранен. Рана, которую поначалу сочли легкой, воспалилась, и он оставил службу. Правой рукой Свиненка был Мамерк Эмилий Лепид Ливиан, но он был избран квестором и покинул своего командующего. Так как Публий Габиний умер, а его младший брат Авл был слишком молод, чтобы занять его место, командование в Лукании перешло Гнею Папирию Карбону. Лучшего кандидата было не сыскать.

В самый разгар этих дрязг, которые сглаживало предвкушение скорой победы Рима в войне, умер верховный понтифик Гней Домиций Агенобарб. Это значило, что работа сената и комиций приостанавливалась и надо было изыскивать деньги для государственных похорон человека, который, умирая, был куда богаче римской казны. Сулла руководил выборами его преемника с чувством жгучей обиды. Вместе с курульным креслом консула ему досталась бо́льшая часть ответственности за улаживание финансовых проблем государства, и трата денег на того, кто в них не нуждался, его злила.

Никогда раньше сенату не приходилось раскошеливаться на выборы. Именно Гней Домиций Агенобарб, тогда еще плебейский трибун, провел закон lex Domitia de sacer dotiis, который менял процедуру назначения жрецов и авгуров с внутренней кооптации на внешние выборы. Новым верховным понтификом избрали Квинта Муция Сцеволу, который уже был жрецом. Таким образом жреческое место Агенобарба получал Квинт Цецилий Метелл Пий Свиненок, становившийся новым членом коллегии понтификов. «По крайней мере, это справедливо», – подумал Сулла. Когда Метелл Свин умер, большинством голосов его место досталось Гаю Аврелию Котте – прекрасный пример того, как принцип выборности разрушает семейное право на должности, которые всегда переходили по наследству.