Битва за Рим

– Далматика, ты весьма состоятельная женщина. Мы не обсуждали с Луцием Корнелием вопросы, касающиеся твоего приданого и вашего дома. Думаю, его это не слишком заботит, ведь он знает, что ты богата, и большего ему и не надо. Он сказал, что развелся с женой по причине ее бесплодия и собирается жениться не на молодой девушке, а скорее на зрелой женщине детородного возраста, которая доказала свою плодовитость. Лучше всего на женщине, у которой уже есть дети.

От этого неуклюжего объяснения свет в ее глазах потух, но она кивнула в знак того, что понимает, хоть ничего и не сказала. Мамерк собрался с духом и нырнул в трясину финансовых вопросов:

– Конечно, ты не сможешь долее жить здесь. Теперь этот дом – собственность твоего сына, я буду следить, чтобы дом содержался как следует. Советую тебе узнать у твоих теперешних компаньонов, согласны ли они остаться здесь до того, как твой сын сможет распоряжаться своим имуществом сам. Рабов, которых ты не захочешь взять с собой в новый дом, можно оставить здесь под присмотром управляющего. Однако дом Луция Корнелия очень мал по сравнению с этим. Возможно, тебе он покажется клеткой.

– Клеткой я считаю этот дом, – сказала Далматика.

Мамерку вдруг почудилось, что в ее словах была… ирония. Или это ему послышалось?

– Новая жизнь – значит и новый дом, – сказал Метелл Пий, который взял дело в свои руки, после того как Мамерк выдохся. – Если Луций Корнелий согласится, вы переедете в дом, не уступающий размером этому, где подобает жить людям вашего положения. Твое приданое состоит из денег, которые оставил тебе твой отец и мой дядя Далматик. У тебя также есть большая сумма, завещанная тебе Марком Эмилием, которая не может быть, строго говоря, частью твоего приданого. Ради твоей безопасности мы с Мамерком проследим, чтобы эти деньги оставались твоими. Не думаю, что будет мудро дать Луцию Корнелию распоряжаться твоими личными средствами.

– Как скажете, – согласилась Далматика.

– В таком случае, если Луций Корнелий примет эти условия, брак может быть заключен здесь завтра, в шестой час от восхода. Пока мы не подыщем новый дом, ты будешь жить с Луцием Корнелием в его доме, – сказал Мамерк.

Луций Корнелий бесстрастно согласился со всем. Брак между ним и Цецилией Метеллой Далматикой был заключен в седьмом часу следующего дня. Церемонию провел Метелл Пий, а Мамерк был свидетелем. Ничего лишнего. Обошлись даже без религиозных формальностей. После короткой церемонии новобрачные отправились в дом Суллы в сопровождении двух детей Далматики, Метелла Пия, Мамерка и трех рабов, которых невеста решила взять с собой.

Когда Сулла взял ее на руки, чтобы перенести через порог, она замерла от удивления, так легко и непринужденно это было проделано. Мамерк и Метелл Пий заглянули выпить по чаше вина, но ушли так быстро, что новый управляющий, Хризогон, еще не закончил показывать детям и их учителю, где будут теперь их комнаты, а два других раба так и стояли с потерянным видом в перистиле.

Жених и невеста остались в атрии вдвоем.

– Ну, жена, – решительно сказал Сулла, – ты вышла замуж за еще одного старика и, несомненно, скоро опять станешь вдовой.

Эти слова были так возмутительны, что Далматика замерла с открытым ром, не зная, что сказать.

– Луций Корнелий, ты не стар!

– Пятьдесят два. По сравнению с твоими неполными тридцатью это далеко не молодость.

– По сравнению с Марком Эмилием ты молод!

Сулла запрокинул голову и расхохотался.

– Есть только одно место, где можно это доказать, – сказал он и снова взял ее на руки. – Сегодня никакого ужина, жена! Пора в кровать.

– Но дети! Они не привыкли к этому дому…

– Вчера, как только развелся с Элией, я первым делом купил нового управляющего, и он весьма расторопный малый. Хризогон. Грек с льстивыми манерами самого худшего сорта. Из таких получаются превосходные управляющие, как только хозяин даст знать, что ему известны все их трюки и они вполне могут закончить на кресте. – Сулла обнажил верхние зубы. – За твоими детьми отлично присмотрят. Хризогон будет стараться изо всех сил.

Каким был брак между Далматикой и Скавром, стало понятно после того, как Сулла опустил свою новую жену на кровать. Она тут же сорвалась с места, открыла сундук, который позаботилась отослать в дом Суллы заранее, и вынула из него старомодную ночную рубашку из полотна. Сулла в недоумении смотрел, как она поворачивается к нему спиной, распускает завязки своего прелестного наряда цвета топленого молока и ловко, придерживая столу под мышками, натягивает рубашку поверх нее. Секунда – и она была готова ко сну, не обнажив ни кусочка плоти.

– Сними эту гадкую штуку, – раздался голос Суллы за ее спиной.

Она резко обернулась, и у нее перехватило дыхание. Сулла стоял совершенно голый. Кожа у него была белоснежная, волосы на груди и в паху были того же оттенка, что и на голове. Никакого свисающего брюха, никаких старческих складок – перед ней был мужчина, крепкий и мускулистый.