Битва за Рим

Он быстро справился с приступом внезапной паники. Но все-таки недостаточно быстро. В тот момент, когда его настиг смертельный ужас, царь Понта обмарался. Хлынувшая из него коричневая смердящая масса оказалась повсюду. Она залила расшитую золотом пурпурную ткань подушек, стекала по ножкам трона, ползла по его ногам, пятная гривы золотых львов на отворотах сапог, – образовала лужицы и зачавкала на палубном настиле вокруг ног, когда он вскочил. И деваться было некуда! Он не мог скрыть свой позор от изумленных слуг и свиты, не мог скрыть этого от моряков, которые инстинктивно подняли глаза, дабы убедиться, что их царь невредим.

Тут он понял, что корабль даже не получил пробоины. Одно из его судов, большая и неуклюжая гексера с острова Хиос, ударило, просчитавшись, бортом по его кораблю, в месте поперечного бруса, и срезало все весла на столкнувшихся боках обоих судов.

На лицах подданных было потрясение? Или удовольствие?

Глаза навыкате бешено сверкали, царь в гневе переводил взгляд с одного лица на другое и видел, как каждое лицо вспыхивало, затем делалось бесцветным, как кубок, из которого внезапно выплеснули вино.

– Мне плохо! – закричал он. – Со мной что-то случилось, я болен! Помогите мне, вы, глупцы!

Безмолвие лопнуло. Со всех сторон к нему бросились его люди, свежие одежды возникли, казалось, ниоткуда, двое особо сообразительных нашли бадьи и окатили царя морской водой. Холодная вода оказала отрезвляющее действие на царя, и его осенило, как выйти из этой отвратительной ситуации. Он запрокинул голову и разразился смехом:

– Шевелитесь, болваны, вымойте меня!

Царь подобрал золотые птериги и полы пурпурной туники, выставив напоказ свои могучие ляжки, крепкие ягодицы и мощное орудие, породившее полсотни ядреных, пышущих здоровьем сыновей. Когда нижние части царя были вымыты, нечистоты удалены, он скинул с себя всю одежду до последнего предмета и стоял теперь обнаженным на возвышающейся части кормы, демонстрируя своей ошарашенной команде, каким бесподобным был их царь. Он продолжал смеяться, отпускать шутки и периодически хватался за живот и стонал для пущего эффекта.

Но позже, когда родосская флотилия исчезла, оба понтийских корабля-гиганта разъединились, а слуги уложили чистые подушки на его тщательно отмытый трон, царь, облаченный в свежие одежды, жестом подозвал к себе капитана.

– Схватить впередсмотрящего и лоцмана, вырвать им языки, кастрировать, выколоть глаза и отрубить руки. А потом повесить им на шею чашку для подаяний и отпустить, – велел Митридат. – Такое же наказание должно постичь впередсмотрящего, лоцмана и капитана хиосского корабля. Все остальные на его борту должны быть казнены. И никогда-никогда не подпускай ко мне хиосца и не проходи поблизости от этого поганого острова! Понял меня, капитан?

Капитан сглотнул слюну, закрыл глаза:

– О да, великий царь! Я понял.

Он попытался совладать со спазмом в горле и героическим усилием воли выдавил из себя вопрос, который должен был задать:

– Не разрешит ли великий царь зайти в какой-нибудь порт взять еще весел? Без этого мы не можем двигаться дальше.

Казалось, царь воспринял эту новость спокойно. Он спросил вполне дружелюбно:

– Где ты советуешь нам пристать к берегу?

– В Книде или на Косе. Но не южнее.

Впервые после его публичного унижения в глазах царя сверкнул интерес к чему-то еще.

– Кос! – воскликнул он. – Веди нас на Кос! Мне есть что сказать жрецу Асклепиона. Они укрывали римлян. И я бы хотел взглянуть на их сокровища. Интересно знать, сколько у них золота. Да, капитан, плыви на Кос.

– Благородный Пелопид желает видеть тебя, великий царь!

– Если он хочет видеть меня, то чего он ждет?

Никогда царь не был опаснее, чем в тот момент, когда смеялся, но не от души. Все, что угодно, могло взорвать его: слово, взгляд, предположение. Пелопид возник перед троном в мгновение ока. Он был скован страхом, но приложил нечеловеческое усилие, чтобы этого не показать.

– Что тебе надо?

– Великий царь, я слышал ты приказал идти на Кос. Могу я пересесть на другое судно и продолжить путь на Родос? Осмелюсь предположить, мне следует руководить высадкой войска на берег, если, конечно, ты не захочешь командовать самолично, – в этом случае, если тебе будет угодно, я останусь здесь смотреть за порядком.

– Ты идешь на Родос. Я оставляю за тобой право выбора места для высадки. Но не слишком далеко от города, чтобы не утомить войско длинным переходом. Устрой лагерь и жди моего прибытия.

Когда его корабль встал в гавани на острове Кос, царь Митридат предоставил капитану заниматься веслами, а сам отбыл на берег в легкой и быстрой лодке. В сопровождении охраны он незамедлительно направился в святилище бога врачевания Асклепия, что лежало на окраине города. Стремительно проследовав во внешний двор храма, он громогласно потребовал того, кто был здесь главным, – типичный для царя оскорбительный выпад, поскольку ему было прекрасно известно, что главный здесь верховный жрец.

– Кто этот наглый выскочка? – спросил один жрец другого так, что Митридат мог слышать.