– Кто они такие, чтобы заседать в сенате и принимать государственные решения, когда чуть ли не все они нищие, к тому же безнадежные должники? – громко вопрошал он. – Тогда как для остальных должников нет никакого послабления: вы не можете ни спрятаться за сенаторской исключительностью, ни рассчитывать на понимание ростовщиков, которые не облегчат ваше долговое бремя и не боятся перегнуть палку! Я знаю, потому что я сам сенатор, – и я слышу, что они говорят друг другу, я вижу услуги, которые оказываются здесь и там заимодавцам! Я даже знаю, кто в сенате сам дает деньги в рост! Все это нужно прекратить! В сенате не должно остаться ни одного человека, кто имеет долги! Человек, который ничем не лучше остальных жителей Рима, не может быть членом этого исключительного сословия!
Пораженные сенаторы сидели выпрямив спину, как один человек. Они пребывали в шоке, ибо Сульпиций сейчас вел себя как демагог.
Двумя днями позже Сульпиций снова созвал народное собрание и огласил третий законопроект. Все новые италийские граждане и многие тысячи римских вольноотпущенников должны быть поровну распределены по тридцати пяти трибам. Две новые трибы Пизона Фруги должны быть ликвидированы.
– Тридцати пяти вполне хватит. Больше не нужно! – сотрясал воздух Сульпиций. – Неправильно, что трибы, в которых всего три-четыре тысячи граждан, имеют такой же вес при голосовании, как Эсквилина и Субурана, каждая из которых включает в себя сто тысяч граждан!
Его речь была встречена истерическими криками, получив полное одобрение всех сословий, кроме высшего и низшего. Высшего – потому что они боялись потерять влияние, а низшего – потому что их плачевное положение от этого все равно никак не менялось.
– Я не понимаю! – тяжело выдохнув, произнес Антоний Оратор, обращаясь к Титу Помпонию, когда они стояли в колодце комиция, окруженные вопящими и ревущими сторонниками Сульпиция. – Он благородный человек! У него не было времени собрать столько единомышленников! Он же не Сатурнин! Не по-ни-ма-ю!
– О, а вот я понимаю, – кисло произнес Тит Помпоний. – Он набросился на сенат из-за долгов. Чаяния этой толпы понять нетрудно. Если они примут закон, который предлагает Сульпиций, то в качестве вознаграждения он проведет еще один закон, об аннулировании долгов.
– Но он не может этого сделать, если хочет выкинуть из сената всех, у кого долги в восемь тысяч сестерциев!
– Марк Антоний, у тебя финансовые трудности? – поинтересовался Тит Помпоний.
– Нет, нет, конечно! Но лишь горстка может сказать о себе то же самое. Даже такие люди, как Квинт Анкарий, Публий Корнелий Лентул, Гай Бебий, Гай Аттилий Серан – настоящие небожители, лучшие из лучших, Тит Помпоний! Но у кого не было проблем с наличностью в последние два года? Посмотри на Порциев Катонов со всей их землей в Лукании – ни одного сестерция дохода из-за войны. И Луцилии тоже – южные землевладельцы. – Марк Антоний передохнул и затем спросил: – Почему он хочет утвердить законодательно отмену долгов, если сам выкидывает за долги из сената?
– Не собирается он отменять никакие долги, – ответил Помпоний. – Просто второй и третий классы надеются, что он их отменит, вот и все.
– Он им что-то пообещал?
– А ему и не надо. Надежда – единственный солнечный луч на их небесах, Марк Антоний. Перед ними трибун, который ненавидит сенат и весь первый класс так же, как ненавидел Сатурнин. Так что они надеются на очередного Сатурнина. Но Сульпиций совершенно другой человек.
–
– Я не имею ни малейшего представления, что за блажь ударила ему в голову, – сказал Тит Помпоний. – Давай выберемся из этой толпы, пока она не набросилась на нас и не разорвала на куски.
На ступенях сената они повстречали младшего консула в сопровождении его сына, который был крайне возбужден. Он только вернулся с военной службы в Лукании и все еще был воинственно настроен.
– Новый Сатурнин! – громко выкрикнул юный Помпей Руф. – Что ж, на этот раз мы будем готовы, мы не дадим ему повести за собой толпу! – Теперь, когда почти все вернулись с войны, легче собрать верную команду и остановить его – что я и собираюсь сделать! Следующее собрание, которое он созовет, выйдет ему боком. Обещаю вам!