Лодка, чтобы переплыть Тибр, была всего лишь хитростью. Спустившись по течению, Сульпиций снова пересек реку, обошел Остию и достиг маленького портового города Лаврента в нескольких милях ниже по течению. Здесь беглец попытался сесть на корабль, и именно здесь – благодаря своему же рабу – был обнаружен. Наемники Суллы убили его на месте. Но они слишком хорошо знали Суллу, чтобы просить денег без предоставления доказательств содеянного. Поэтому они отрубили голову Сульпиция, положили ее в водонепроницаемый ящик и доставили в Рим, в дом Суллы. После этого их работа была оплачена. А Сулла получил голову, еще относительно свежую. Она покинула плечи своего хозяина всего двумя днями раньше.
Перед отъездом из Рима во второй день января. Сулла вызвал Цинну на Форум, где прибитое металлическими скобами к ростре возвышалось копье с насаженной на него головой Сульпиция. Сулла грубо схватил Цинну за руку.
– Посмотри внимательно, – сказал он. – И запомни то, что видишь. Запомни выражение на этом лице. Говорят, что в глазах отрубленной головы запечатлевается виденное в последний момент. Если ты не верил в это раньше, то поверь теперь, на будущее. Это человек, который видел, как упала в грязь его собственная голова. Хорошенько запомни это, Луций Цинна. Я не собираюсь умирать на Востоке. А это значит, что я вернусь в Рим. Если ты отменишь лекарства, которыми я лечу болезни сегодняшнего Рима, ты тоже увидишь, как твоя голова летит с плеч на пыльную землю.
Ответом был взгляд Цинны, презрительный и насмешливый. Но он мог и вовсе не утруждать себя ответом. Как только Сулла закончил говорить, он развернул своего мула, на котором сидел в своей широкополой шляпе, и затрусил с Римского форума, ни разу не обернувшись. Не очень похож на успешного военачальника. Но для Цинны он был воплощением Немезиды, богини возмездия.
Он повернулся и посмотрел вверх, на голову. Глаза головы были расширены, челюсть отвисла. Рассвет только занимался: если снять ее сейчас, то никто и не увидит.
– Нет, – произнес вслух Цинна. – Пусть останется здесь. Пускай все увидят, как далеко готов зайти человек, захвативший Рим.
В Капуе Сулла посовещался с Лукуллом и занялся отправкой солдат в Брундизий. Изначально он хотел плыть из Тарента, но узнал, что там было мало транспортных судов. Значит, оставался Брундизий.
– Ты отправишься первым с конниками и двумя легионами из пяти, имеющихся у нас, – сказал Сулла Лукуллу. – Я последую за тобой с оставшимися тремя. Но когда переправишься на ту сторону Ионического моря, не жди меня. Как только высадишься в Элатрии или Бухетии, сразу иди в Додону. Обдирай каждый храм в Эпире и Акарнании. Особенно много они тебе не отдадут, но, подозреваю, достаточно. Жаль, что скордиски совсем недавно разорили Додону. Однако не забывай, Луций Лукулл, что греческие и эпирские жрецы хитры. Очень может быть, что Додона смогла довольно много утаить от варваров.
– От меня они ничего не утаят, – сказал, улыбаясь, Лукулл.
– Вот и хорошо! Отправляйся в Дельфы по суше и делай то, что должен. Пока я не догоню тебя, театр военных действий – твой.
– А ты, Луций Корнелий? – спросил Лукулл.
– В Брундизии мне придется ждать, пока не вернется твой транспорт. Но сейчас мне нужно быть в Капуе: я должен удостовериться, что в Риме все спокойно. Я не доверяю Цинне. И я не доверяю Серторию.
Так как держать три тысячи лошадей и тысячу мулов в окрестностях Капуи было затруднительно, Лукулл выступил в Брундизий еще до середины января. Правда, зимние холода быстро надвигались, и было маловероятно, что Лукулл сможет выйти в море раньше марта или апреля. Несмотря на острую необходимость покинуть Капую, Сулла по-прежнему колебался. Донесения из Рима были неутешительными. Сначала он узнал, что народный трибун Марк Вергилий произнес на Форуме с ростры блистательную речь перед толпой. Он не нарушил законы Суллы, поскольку отказался называть это собранием. Вергилий настаивал на том, что Сулла – более не консул – должен быть лишен своих полномочий командующего и приведен в Рим – если необходимо, силой, – чтобы ответить на обвинения в измене, в убийстве Сульпиция и за незаконную опалу Гая Мария и еще восемнадцати человек, по-прежнему находящихся в бегах.
Из этого ничего не вышло, но потом Сулла узнал, что Цинна активно обрабатывает рядовых членов сената, добиваясь их поддержки. Вергилий и еще один народный трибун, Публий Магий, представили на рассмотрение сената предложение рекомендовать центуриатным комициям лишить Суллу полномочий и привлечь к ответу по обвинению в измене и убийстве. Сенат решительно отказался, но Сулла понимал, что подобные тенденции не предвещают ничего хорошего. Все знали, что он все еще в Капуе с тремя легионами, – они явно решили, что у него не хватит смелости идти на Рим во второй раз. Они чувствовали, что могут безнаказанно бросить ему вызов.
В конце января Сулла получил письмо от своей дочери Корнелии Суллы.