Блад: глубина неба

Рядом с майором на диванчик запрыгнул кот, с наслаждением потянулся и свернулся клубком, закрыв пушистым хвостом нос. Анна равнодушно отвернулась обратно к окну; её компаньонка с мрачным подозрением сверлила Винтерсблада пристальным взглядом; купе погрузилось в долгое муторное молчание. Блад глянул в окно и встретился глазами с Анной: она смотрела не на улицу, а на него в отражении стекла. Женщина едва заметно улыбнулась с неподдельной, плохо скрываемой радостью.

— Как зовут вашего зверя, сэр? — нарушила гнетущую тишину старуха.

— Его зовут Поль, мэм.

— Он очень крупный для обычного кота. Сколько в нём фунтов?

— Полагаю, около тридцати, мэм.

— Слишком крупный, — старуха неодобрительно покосилась на Кукуцаполя, — должно быть, на его прокорм уходит жуть как много мяса?

— Он отличный крысолов, — любезно отозвался Блад, и во взгляде компаньонки мелькнуло уважение.

— Вы едете в Хадвилль? — спросила она, и Анна едва заметно мотнула головой.

— Н-нет, — заметив этот знак, соврал Винтерсблад, — я еду навестить друга. Выйду станцией раньше.

Старуха удовлетворённо кивнула. Остаток пути они ехали в молчании, пока она любезно не подсказала офицеру, что поезд подходит к нужной ему станции. Винтерсбладу с Кукуцаполем пришлось выйти в коридор.

Поезд остановился, постоял минут семь и тронулся дальше, в Хадвилль. В коридор вышла Анна, огляделась по сторонам, заметила в конце вагона Винтерсблада и пошла к нему.

— Задремала, старая кошёлка, — улыбнулась она облегчённо и вместе с тем немного нервно, — если проснётся, скажу, что выходила подышать воздухом, — женщина подняла глаза на майора и замолчала.

А потом вдруг обняла его, быстро и резко.

— Господи, Шентэл! — прошептала она в расстёгнутый ворот его кителя и отстранилась — так же быстро, как и до этого прильнула к нему. — Я читала о тебе… И до статей — я помнила… не забывала…

— Я тоже, — тихо ответил Блад, и Анна улыбнулась, сверкнув влажными глазами.

— Ты же в Хадвилль? — спросила она.

— Да, на открытие конного клуба. А ты?

Женщина поморщилась.

— Домой… Старик Уэлч совсем болен, доктор рекомендовал ему перебраться в местечко потише Детхара, так что теперь мы живём в Хадвилле, — Анна невесело усмехнулась, — вещи перевезли ещё на прошлой неделе, его — позавчера, теперь и до меня очередь дошла. Вон, приставил ко мне сторожевую собаку… — кивнула в сторону своего купе. — Этот старый хрыч так боится, что я сбегу от него, что даже документы мои хранит в банковской ячейке!

— А ты пыталась? Сбежать?

В глазах Анны мелькнула злая искорка.

— Семь раз. И не пыталась, а сбегала! Но у него везде ищейки, каждый раз меня ловили и возвращали «папеньке». Опекун чёртов! Бумаги оформил, словно кобылу себе купил: никуда без его ведома нельзя, пока незамужняя. А уж брал он меня из приюта никак не для того, чтобы кому-то в жёны отдать! Ну ничего, как подохнет — некому будет за мной смотреть, а все его деньги мне отойдут, как единственной наследнице! Недолго осталось, я подожду, — её щёки окрасились гневным румянцем. — Большой белый дом на углу Кингвуд и Биверстрит, — ещё тише прошептала она, — позади — сад, после десяти вечера Уэлч спит, прислуга отпущена. Я не буду запирать заднюю калитку, если ты вдруг захочешь прийти… — она с надеждой глянула офицеру в глаза и, легонько сжав его руку, отправилась обратно в своё купе.

— И ты пришёл? — интересуется священник.

Не понимаю — почему, ведь ответ он уже знает. Догадался.

Конечно, я пришёл. В дальнем углу сада была старая беседка, заросшая вьюнком так сильно, что даже вход в неё нельзя было найти, если не знаешь точно, где искать.