Блад: глубина неба

На побережье летние ночи темны и долги, и мы с Анной разговаривали обо всём на свете, пока небо на востоке не начинало розоветь. Тогда я уходил, прячась в исчезающей ночной тьме. Когда добирался до гостевого домика, в котором снимал комнату, уже было светло. Светло и свежо. Под ногами скользили влажные от опустившегося утреннего тумана камни мостовой, над головой пронзительно кричали чайки. Пахло морем, и свежей рыбой, и чем-то лёгким, искристым, похожим на розовое игристое. Бессонная ночь щипала веки, но сердце билось быстрее, чем ему положено, и казалось чуть захмелевшим, поэтому я брал полотенце и отправлялся освежиться на пока ещё пустынный пляж.

Мы с Анной были совсем чужие друг другу люди, которых связывал всего лишь маленький эпизод из детства, но почему-то казалось, что мы знали друг друга всю жизнь, только очень долго не виделись, — и сами не замечали, сколько же тоски накопилось в каждом из нас из-за этой разлуки.

Теперь она — разлука — была невыносима, даже если длилась всего несколько часов. И в десять вечера я вновь открывал маленькую калитку, затерявшуюся среди розовых кустов, и шёл узкой тропочкой к беседке, в которой ждала меня Анна. Вкус её поцелуев, как и четырнадцать лет назад, напоминал спелую, нагретую на солнце ягоду черешни…

Из увольнения я вернулся словно на крыльях. Любовь Анны, осознание того, что она ждёт меня, сделали меня неуязвимым. Я шёл в бой, как обычно ходят на кутёж: с азартом и вдохновением. Тен усмехалась, что к тридцати я потерял всякий страх. Бресийские газеты писали о моих удачливости и нахальстве, оборачивающихся для имперцев большими потерями, а так же о крайней жестокости и беспринципности. Это уж они приврали! Но за мою голову назначили высокую цену.

Распадские репортёры тоже привирали (куда без этого!), но уже в мою пользу, воспевая мою отчаянную рисковость и незаурядные боевые качества. А я тем временем думал лишь о следующем увольнении, когда вновь смогу увидеть Анну Рид.

Наступил декабрь, а с ним — и долгожданные две недели отпуска. Первым же рейсом я метнулся в Хадвилль. На зиму город затих, словно впал в спячку: траольская молодёжь разъехалась в места, насыщенные балами и приключениями; иностранцы предпочитали зимний отдых в Детхаре, и в Хадвилле в холодное время оставались лишь почтенные богачи, которые в силу возраста шумному веселью предпочитали тихое уединение.