Блэк Виллидж

По правде, там не происходило ничего. На сиденьях можно было смутно различить несколько, от силы с полдюжины, неподвижных, как манекены, пассажиров. Они не повернули взгляд в нашу сторону, не знаю, сознательно они нас игнорировали или нет. На них была одежда принарядившихся на праздник крестьян, за исключением одной женщины, которую мне поначалу никак не удавалось толком разглядеть, одетой наподобие школьной учительницы времен Первого Советского Союза. Я сосредоточилась на ней, на ее лице, пыталась поймать ее взгляд или по меньшей мере выражение лица, и внезапно мне показалось, что я ее узнала. Клара Шифф. В ту же секунду поезд тряхнуло, и она чуть-чуть повела головой. Ее глаза устремились навстречу моим. Я была уверена, что она мысленно адресует мне какие-то сокровенные слова, потом на ее красивое лицо вновь набежала тень.

Клара. Некогда я мечтала часами оставаться зависшей во взгляде Клары, единственно с целью вместе с ней зацепиться за осколок существования, невзирая на лагеря, невзирая на все абсурдности мира, невзирая на этнические чистки, невзирая на страх конца, невзирая на всё. Но, по сути, мы встречались всего лишь дважды, при ужасных обстоятельствах, и почти ничего не знали друг о друге. Посреди толпы, а это было во второй раз, среди пожара, мы сжали друг друга в объятиях, будучи убеждены, что вот-вот умрем, и я влюбилась в нее. Мне сказали, что она работает в фантомной ветви Партии, мне так и сказали: «фантомная ветвь». Я больше никогда ее не видела, но долго оставалась в нее влюбленной.

Поезда застыли друг против друга, будто их связывала какая-то неведомая тайна и они старались скрупулезно поддерживать одну и ту же скорость. Два сумрачных миража, которые скользили в темноте вместе, на протяжении нескольких минут, потом получаса, может больше. Мои часы остановились, я была не способна отмерять время.

Кое-как отклеившись от стекла, я вернулась к детям. Не знаю почему, по щекам Иоганна и Мюриель текли слезы. У всех троих остановился взгляд, и, когда я погладила их по голове и потрепала по плечам, они никак не реагировали. Одного за другим я прижала их к себе. Иоганн на полчаса вцепился в мою руку, потом отпустил. Мюриель перестала плакать. Они с Игорем одновременно начали бормотать невнятные, то и дело повторяющиеся слоги, ни смысл, ни посыл которых я не могла расшифровать. Ни он, ни она не пытались как-то согласовать свое бормотание.

Все еще оставаясь единым целым с детьми, я продолжала зондировать темноту в совсем близком вагоне с мыслью снова встретиться взглядом с Кларой Шифф. С этой надеждой. В относительной тишине, в скудном свете, со странно бормочущими рядом Мюриель и Игорем, со слезами и невразумительным сопением Иоганна, на меня накатила иррациональная ностальгия. Я покачивалась в такт тряске поезда на стыках, и меня охватило желание оказаться с другой стороны, вновь найти Клару Шифф, заключить ее в объятия и бесконечно смаковать свою любовь к ней и ее присутствие.

Эта ситуация, если можно назвать это ситуацией, тянулась без конца. Потом пространство разорвал скрип тормозов, и оба поезда сходным образом замедлились, без малейшего расхождения, и, когда составы остановились, то, что мы видели с другой стороны, ни на йоту не изменилось. Сидевшим на скамьях напротив путешественникам не приходило в голову поинтересоваться причинами неожиданной остановки. Не пошевелилась и Клара Шифф. Мне было очень горько.

Наступило несколько минут насыщенной механической тишины. Дети расплющили носы и руки о запотевшее, покрытое соплями стекло, которое они не трудились вытирать, и так и замерли. Мюриель смолкла. Игорь начал не слишком сильно биться лбом о стеклянную перегородку. Я попыталась оттянуть его назад, но он сопротивлялся. Мюриель попятилась в затененный коридор и вновь принялась расхаживать туда-сюда, как делала часами пополудни. Я удостоверилась, что по щекам малыша Иоганна больше не текут слезы, и прижала его к бедру, но он отстранился. В этот момент я была уверена, что Клара Шифф искоса вглядывается в меня из своего сумрака, и мне показалось, что до меня дошел ее зов.

Я должна пойти повидаться с ней, подумала я. Я должна перебраться в другой эшелон. Я должна повидать Клару. Вновь найти Клару Шифф, мою любовь.

Оставив присмотр за детьми, я подошла к двери в вагон. Я была вне себя. Меня охватило необоримое желание открыть эту дверь, в два шага преодолеть расстояние, разделяющее составы, и проникнуть туда, во второй поезд. Дверь, к несчастью, была заблокирована. Я несколько раз безрезультатно ее дернула, потом опомнилась и вернулась к детям, к окну, выходившему на купе, где Клара Шифф делала вид, что не верит, что мы существуем. С той стороны все замерло в неподвижности. С нашей шебуршились дети, и я не могла усидеть на месте.

Я не сообразила, что мы вновь начали двигаться. Мы тронулись с места без всякого толчка, и второй поезд сопровождал нас так гармонично, что я ничего не заметила. Теперь мы снова катили вместе, как спаянные.

– Должна же быть какая-то возможность перейти на ту сторону, – сказала я.