Блондинка

– Детка, ради Христа, просто сделай сексуальный вид. Это твой талант, и Господь свидетель, он есть далеко не у всех. И он стоит каждого пенни из тех пятидесяти баксов, что тебе платят.

Норма Джин рассмеялась. Может, она и правда всего лишь сладкая конфета. Очаровательная попка, как однажды кто-то сказал про нее (кажется, Джордж Рафт?), а она ненароком подслушала.

В презрении фотографа было что-то утешительное. Стандарты Отто были выше ее собственных. Гораздо выше, чем стандарты Баки Глейзера или даже мистера Хэринга. Она, словно в трансе, задумалась об этих мужчинах, и еще вспомнила Уоррена Пирига, который почти не говорил с ней, разве что взглядом; вспомнила мистера Уиддоса, который ударил парнишку револьвером с таким видом, будто «восстанавливал справедливость», и это была чисто мужская привилегия, неизбежная, как чередование прилива и отлива. Иногда Норме Джин снилось, что Уиддос ударил ее.

Но отец был такой добрый! Никогда ее не бранил. Ни разу не обидел. Ласкал, обнимал и целовал свою малютку, а Мать смотрела на них и улыбалась.

Однажды я вернусь за тобой в Лос-Анджелес.

Эту фотосессию Отто запомнит на всю жизнь. Благодаря ей он войдет в историю.

Но тогда он, конечно, этого не знал. Разве что ему нравилось его занятие, а это уже большая редкость. По большей части он, Отто, ненавидел своих моделей женского пола. Ненавидел обнаженные, по-рыбьи бледные тела, встревоженные глаза, полные надежды. Будь его воля, заклеил бы эти глаза липкой лентой. И рты заклеил бы – так, чтобы губы было видно, но говорить девушки не могли бы. Впрочем, Норма Джин, впавшая в транс, никогда ничего не говорила. И прикасаться к ней не было нужды, разве только кончиками пальцев, давая понять, чтобы изменила позу.

Монро, хоть и девушка, была прирожденная модель. Не дурочка, но решения принимала инстинктивно. Думаю, она смотрела на себя словно через объектив. Именно в этом она видела настоящую сексуальность, в этом, а не в связях с другими людьми.

Он поставил модель в вертикальную позу русалки на носу воображаемого корабля. Грудь вперед, соски большие, каждый размером с глаз. Норма Джин как будто не замечала его манипуляций. А он тем временем бормотал:

– Замечательно. Потрясающе! Да, именно так. Умница.

Обычные слова, которые бормочешь в подобных ситуациях. Он, словно ястреб, высматривал добычу, а та как будто ничего не подозревала. Добыча всецело принадлежала ему. Странно, что при этом Норма Джин Бейкер была одной из самых смышленых его моделей. Даже по-своему проницательной и расчетливой, как бывают расчетливы только мужчины. Игроки, готовые рискнуть «иксом» в надежде выиграть «игрек», хотя на деле надежды выиграть «игрек» было совсем мало и еще при этом почти наверняка терялся «икс». Дело вовсе не в том, что она была тупой блондинкой. Дело в том, что она вовсе не была блондинкой. И уж тем более тупой.

Исаак Шинн рассказал Отто, что увольнение со Студии стало для Нормы Джин страшным потрясением. Что одно время он даже боялся, как бы она с собой чего не сделала.

Отто недоверчиво расхохотался:

– Она? Она – воплощение жизненной силы. Энергия из нее так и прет.

Шинн заметил:

– Такие сильнее всего склонны к самоубийству. Пусть она об этом и не знает, но я-то

знаю.

Отто слушал. Он знал, что Исаак Шинн, любитель нести чушь, говорил мрачным тоном лишь в том случае, если говорил правду. Отто сказал: может, оно и к лучшему, что Студия рассталась с «Мэрилин Монро» (дурацкое имя, никто не станет принимать женщину с таким именем всерьез); наконец-то девушка может вернуться к нормальной жизни. Доучится, найдет нормальную работу, снова выйдет замуж, обзаведется семьей. Короче говоря, сплошной «хеппи-энд».

Шинн ужаснулся:

– Бога ради, только ей такого не говори! Ей нельзя отказываться от карьеры в кино. У нее огромный талант, она потрясающе красива и еще молода. И я верю в нее, пусть даже этот гребаный Зет и не верит!

Отто ответил на удивление серьезно:

– Ей нужно выбраться из всего этого дерьма, для своего же блага. И дело тут не только в атмосфере киностудий. Дело в том, что все друг на друга доносят. Это рассадник подрывной деятельности и полицейской слежки. Просто удивительно, как она сама того не замечает.

Шинн, человек потливый, расстегнул воротничок сшитой на заказ белой шелковой рубашки. Он был карлик, с большим горбом на спине, тяжелой крупной головой и характером, к которому подходило слово «фосфоресцирующий», сияющий во мраке. Неоднозначный, но в целом уважаемый человек в Голливуде середины сороковых. Лет сорок пять. Ходили слухи, что И. Э. Шинн зарабатывает на скачках больше, чем на агентском поприще. Он был одним из первых членов Комиссии по защите свобод личности, организации левого толка, основанной в 1940-м в противовес праворадикальному калифорнийскому подразделению Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности.