Блондинка

Вот ассистент режиссера подходит ближе, откашливается. Что скажет режиссер? Прослушивание просто ужасное, да? Сексуальная блондиночка. Миловидная девушка. Типа Ланы Тёрнер, но слишком напористая. Может, даже своевольная. На роль Анджелы не годится. Или годится? Техники никакой, играть не умеет. Или, может, сама Анджела пребывает в таком смятении, что не знает, как играть свою «роль»?

Режиссер по-прежнему молчит. Встал у окна, сдвинул жалюзи. Посасывает сигару. Ассистент подходит поближе, тоже встает у окна, но на некотором расстоянии от режиссера. Очевидно, режиссер принял решение не в пользу этой девушки. Вот и пытается сообразить, как бы смягчить удар, не слишком расстроить Шинна. Может, думает, что стоит дать обещание снять ее в следующем фильме, там он найдет подходящую роль для красавицы «Мэрилин». Но ведь для этого фильма она явно не годится, разве не так? Режиссер подталкивает ассистента локтем в бок. Этажом ниже Шинн и его блондинка тем временем выходят из здания и направляются к краю тротуара. Режиссер, болезненно морщась, выдыхает сигарный дым и говорит:

– Господи Исусе! Ты только глянь на задницу этой малышки!

Вот каким образом решилось будущее Нормы Джин.

Рождение

Она родится в новогоднюю ночь 1950-го.

То был год секретных ядерных испытаний. Свирепые горячие ветры проносились над соляными равнинами Невады. Над пустынями Западной Юты. Птицы, застигнутые ими в полете, падали на землю, словно в мультфильме. Повсюду умирающие антилопы, ягуары, койоты. В заячьих глазах отражался ужас. На ранчо Юты, граничащих с закрытыми государственными полигонами в пустыне Большого Соленого Озера, вымирал крупный рогатый скот, лошади, овцы. То был период «оборонительных ядерных испытаний». То было время непрерывных драм и трагедий. Война закончилась еще в августе 1945-го, а теперь, в 1950-м, началось новое десятилетие.

То было также время «летающих тарелок», «неопознанных летающих объектов». Почему-то больше всего их видели в небе над западными областями Америки. Впрочем, эти плоские, быстро движущиеся объекты увидят также и на северо-востоке.

Мириады мигающих огоньков, неожиданное появление и столь же мгновенное исчезновение. В любой час, ночью и днем, но чаще все же ночью, можно было взглянуть на небо и увидеть там «тарелку». Вас могли ослепить эти яркие огни, а от сильного горячего ветра, словно всасывающего все на своем пути, перехватывало дыхание. В воздухе висело чувство опасности, но и глубокой значимости. Точно сами небеса разверзлись, и то, что таилось за ними, прежде невидимое и неведомое, вот-вот явится человечеству.

На другом конце света, далеком, словно луна, загадочные Советы взрывали свои ядерные бомбы. То были дьяволы-коммунисты, и они вознамерились уничтожить христиан. Заключить с ними перемирие было невозможно, как и с любыми демоническими силами. Когда они нападут – через месяц, неделю, день? Это был лишь вопрос времени.

Настали дни отмщения, так говорил любовник Нормы Джин своим бархатным тенором. И однако: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь.

Он настоял на том, чтобы Норма Джин рассматривала снимки вместе с ним. То были две родственные души, брат и сестра, а также любовники. Близнецы, рожденные в один и тот же год, 1926-й, под одним знаком зодиака, Близнецами. Эти секретные зернистые снимки ВВС – испытания ядерного оружия в Хиросиме и Нагасаки, на которые 6 и 9 августа 1945 года были сброшены атомные бомбы, – Касс взял у Отто Оси. Эти снимки опубликуют в СМИ лишь в 1952 году, и Касс понятия не имел, где раздобыл их Отто Оси. Сам Отто называл эти фото абсолютной порнографией

.

Уничтожение целых городов. Выгоревшие каркасы зданий, автомобилей. Груды запыленных камней, пустырь, по которому, выпрямившись во весь рост, пробирались человеческие существа. Крупные планы, яркие, пылающие, с изображением некоторых из этих людей, их лиц с пустым, потерянным выражением. Часы, стрелки которых навеки застыли и показывали точное время, 8:16, давно прошедшего дня; человеческие силуэты, которые вплавились в стены. Касс Чаплин тихо говорил:

– Мы об этом тогда не знали. О рождении нашей новой цивилизации. Об этом и о лагерях смерти.

Касс пил, лежал на кровати совершенно голый. На самом деле то была чужая кровать, поскольку за несколько месяцев романа они с Нормой Джин обитали преимущественно в чужих квартирах среди чужих вещей. Касс пил и перебирал чуткими пальцами снимки (то, разумеется, были репродукции) – словно слепой, читающий шрифт Брайля. Голос его дрожал от печали и удовольствия. Прекрасные темно-карие глаза светились искренним неподдельным чувством.

– Отныне, Норма Джин, силы кинофантазий недостаточно. Как, впрочем, и церкви. Бога.