Норма Джин пыталась шутить. Неужели все это так важно? Разве это не забавно? И все так на нее сердились! Просто возненавидели ее! Будто она преступница или извращенка! Она ведь уже объяснила, что позировала обнаженной всего лишь раз в жизни. И сделала это только ради денег.
– Потому что я попала в трудное положение. Была в отчаянии. Пятьдесят долларов!
Когда мы показали ей этот календарь, она себя не узнала. Причем, похоже, не притворялась. Улыбалась и потела. Листала календарь в поисках «Мисс Золотые Мечты», пока кто-то из наших не указал на снимок. Она уставилась на него и все смотрела, смотрела. А потом запаниковала, по лицу было видно. Начала притворяться, что узнает себя, вспоминает, как все было. Вспоминает и никак не может вспомнить.
Она уже скучала по И. Э. Шинну! Боялась, что агент откажется ее представлять. Ему не разрешили присутствовать на Студии, куда ее срочно вызвали на встречу в офис к мистеру Зет. Всю вторую половину дня она просидела там с разгневанными мужчинами. Они даже не смеялись в ответ на ее шутки! Она уже успела привыкнуть, что все мужчины разражались громким смехом, стоило ей хоть немного сострить. У «Мэрилин Монро» будет репутация первоклассной комедийной актрисы. Но не сейчас. Не в обществе этих мужчин.
Там был похожий на летучую мышь мистер Зет, он едва взглянул на нее. Там был похожий на штопор мистер С., который смотрел на нее с таким видом, будто никогда в жизни не видел более опустившейся и бесстыдной женщины. Он, напротив, не сводил с нее глаз. Был здесь и мистер Д., сопродюсер фильма «Можешь не стучать», он-то и вызвал к себе Норму Джин на следующий день после встречи с У. Присутствовал также мистер Ф., господин с мрачным лицом, в чьем ведении находился пресс-центр Студии по общественным связям. Он не скрывал своего огорчения. Находились там и мистер А. с мистером Т., юристы. Время от времени заглядывали и другие, все до одного мужчины, – Норма Джин пребывала в некотором оцепенении и потом никак не могла вспомнить, кто именно. Мистер Шинн так на нее кричал! И другие люди, звонившие по телефону, тоже страшно кричали! Но что она такого сделала? Еще дома она в отчаянии бросилась в ванную, раскрыла аптечку, достала бритву – ну в точности Нелл, – но пальцы у нее дрожали, и, когда в очередной раз зазвонил телефон, она выронила бритву из рук.
Она понимала: надо успокоиться, принять что-нибудь, чтобы пережить этот кризис. То был первый инстинктивный порыв, каким раньше могла быть молитва.
Теперь же она словно со стороны, словно в телескоп наблюдала за растерянно моргавшей блондинкой, окруженной разъяренными мужчинами. Блондинка улыбалась, как улыбаются люди, скользящие по наклонной плоскости и не осознающие своего положения. Она твердила про себя, что ситуация сложная. В фильме с участием братьев Маркс это была бы комическая сцена. Тупая шлюха. Больная корова! Студия тоже намеревалась торговать телом этой блондинки, но только на своих, весьма строгих условиях. Внизу собралась целая банда репортеров и фотографов. Группы с радио и телевидения готовы были смолоть кого угодно в порошок. Их уведомили, что вскоре к ним выйдет сама Мэрилин Монро в сопровождении представителя пресс-службы. Они сделают официальное заявление по поводу скандального снимка из календаря. Ну разве это не смешно? Норма Джин пыталась протестовать:
– Можно подумать, я генерал Риджуэй, делающий заявление о событиях в Корее. Это же всего лишь дурацкий
Мужчины продолжали пялиться на нее. Среди них был мистер Зет, не обмолвившийся с Нормой Джин и словом – с тех самых пор, как она, почти пять лет назад, побывала у него в «птичнике». Как же молода была она тогда! За это время мистера Зет повысили до руководителя кинопроизводства. Теперь мистер Зет вознамерился разрушить карьеру Мэрилин Монро, наказать ее за то, что она, дешевая шлюха, испачкала кровью его чудесный белый ковер. А может, этого и не было вовсе? Но почему я все так отчетливо помню?.. Мистер Зет никогда не простит Мэрилин, хотя она будет работать по контракту на Студии. Мистер Зет никогда не уволит Мэрилин, чтобы ее не наняли конкуренты. Он исполнял роль отца в праведном гневе, она – раскаивающуюся в своем проступке и одновременно дерзкую дочь.
Норма Джин взмолилась: