Блондинка

– Уолтер Уинчелл говорит, что фильм будет настоящей бомбой!

Они рядком прошли через людный терминал, шумные показушники, не люди, а павлины. Норма Джин старалась не замечать жадных и любопытных взглядов. Незнакомцы останавливались и глядели им вслед.

Норма Джин оставила ключи от машины Кассу и Эдди Джи, и они приехали за ней в аэропорт в лаймово-зеленом «кадиллаке». На заднем правом крыле она заметила длинную и глубокую царапину. Но ничего не сказала, лишь рассмеялась.

За руль сел Эдди Джи. Норма Джин устроилась на переднем сиденье, между своими любовниками. Откидной верх опустили – насыщенный выхлопными газами воздух резал Норме Джин глаза. Ловко лавируя в потоке движения, Эдди Джи взял руку Нормы Джин и прижал ее к своим набухающим чреслам. Касс взял другую руку Нормы Джин и проделал то же самое.

Но на деле они со мной не знакомы. Даже не узнали меня.

Клятва. По неизвестной причине бутылка «Шато Мутон-Ротшильд» урожая 1931 года выскользнула у него из пальцев. А ведь именно он добыл эту бутылку у одного знакомого другого знакомого, приятель которого имел винный погреб на Лорел-Каньон-драйв и не заметил бы такой загадочной утраты, и эта чертова бутылка была на две трети полной! Осколки стекла разлетелись по полу, словно гениальные мысли. До вульгарного терпкий запах дорогого вина преследовал их долгие месяцы.

– О господи! Ради бога, простите!

И он, кто бы он ни был, разумеется, получил прощение. Липкие сонные поцелуи. Тоскливые от безнадежной любви глаза. Прекрасные глаза, стоит их увидеть, и сразу хочется смеяться. Глаза, утонувшие в бесконечном экстазе. Они были молоды, и еще у них был дексамил, и любовные утехи, казалось, длились целую вечность. Заниматься любовью – самый лучший кайф! Другие средства, они ведь предназначены для сугубо внутреннего пользования, действуют на мозги, но любовь… ей ведь занимаются вместе, верно? Ну, как правило.

– Ой! Больно. Извините. Н-не сдержалась!

Они никогда не занавешивали окон. Окна были распахнуты настежь и смотрели в небо. Даже с закрытыми глазами можно было определить, стоит ли на улице ясный калифорнийский день или день пасмурный, рассвет сейчас или закат, звездная ночь или ночь без единой звездочки на небе, или же «солнце в зените», как нараспев говорил Касс, цитируя Заратустру, его любовь еще с юности.

(– А кто такой этот Заратустра? – как-то спросила Норма Джин у Эдди Джи. – Мы его знаем?

Эдди Джи ответил, пожав плечами:

– Ясное дело. Наверное. То есть чем дольше тут живешь, тем больше у тебя знакомых. Правда, иногда они меняют имена, но все равно – раз встречались, значит встречались.) В разных газетах и журналах, в «Голливудском сплетнике» и «Голливуд репортере», в «Л.-А. конфиденшл» и в «Голливуд конфиденшл», стали появляться снимки этой блистательной троицы. И подписи к ним. В разделах светских новостей.

МОЛОДЫЕ ПЛЕЙБОИ ЧАРЛИ ЧАПЛИН-МЛАДШИЙ,

ЭДВАРД ДЖИ РОБИНСОН-МЛАДШИЙ

И СЕКС-БОМБА МЭРИЛИН МОНРО: ЛЮБОВЬ ВТРОЕМ?

Господи, как вульгарно, сказал Касс. Эксплуатируют нашу популярность, сказал Эдди Джи. «Мэрилин» серьезная актриса, сказал Касс. Особенно ненавистен был ему один снимок, на котором он, по собственному выражению, выглядел как «полный осел». И рот разинут, словно задыхаешься, добавил Эдди Джи. Тем не менее они выбрали из журналов самые сенсационные фото и приклеили их на стены. А когда они появились даже на обложке «Голливуд конфиденшл» – то был снимок пресловутой троицы, весело отплясывающей в каком-то баре на Стрип, – Касс с Эдди Джи купили дюжину экземпляров, сорвали со всех обложки и украсили ими дверь в спальне Нормы Джин. Норма Джин смеялась над ними: ну и тщеславие! Они же безжалостно дразнили ее:

– Где у нас секс-бомба? Тут? Или тут? – И хватали ее за ягодицы и лобок.

Норма Джин пищала, отталкивала их руки. Прикосновения их быстрых сильных пальцев, огонь на их лицах, она просто таяла. Да, клише, но именно так оно и было.

Норма Джин веселила и подбадривала своих мальчиков, когда они нуждались в утешении, а после долгих бурных ночей и безумных дней такое бывало нередко. После того как Эдди Джи разбился во взятом напрокат «ягуаре». После того как уровень красных кровяных телец в крови у Касса вдруг упал необычайно низко, и ему даже пришлось провести в больнице целых три чудовищных дня. Когда Эдди Джи получил роль Горацио в местной постановке «Гамлета», и лос-анджелесская пресса принялась его нахваливать, а однажды днем он проснулся и заявил, что «голова у него совершенно пустая… как будто высосали все мозги», и не пошел на вечерний спектакль, и вообще больше не явился в театр. Когда Касс, занятый в подтанцовке мюзикла МГМ, умудрился сломать лодыжку на первой же неделе репетиций – «И не пудрите мне мозги всей этой фрейдистской мутью, это случайность!».