Блондинка

Эдди Джи добавил газу. Автомобиль мчался по узкой горной дороге. Эдди Джи сердится, подумала Норма Джин. Он нервно переключал приемник с одной станции на другую – опасная привычка во время езды. Загремела «Песня из „Мулен Руж“».

Лорел-Каньон-драйв была извилистой и длинной. Норма Джин отказывалась вспоминать про блокпост лос-анджелесской полиции. И про Глэдис в ночной рубашке.

Тогда я была совсем ребенок. А теперь… вы только посмотрите на меня!

Касс положил ладонь на руку Нормы Джин, прижатую к животу. К Младенцу. Из этих двоих Касс был особенно нежен, когда на него находило настроение. Касс умел быть романтичным, но не в комическом стиле Чаплина-старшего. Скорее в торжественном стиле Валентино, устоять перед которым не могла ни одна женщина. Эдди Джи, напротив, с момента объявления о беременности только и знал, что нервно поддразнивать Норму Джин, и старался к ней не прикасаться.

– Главное, милая, защитить нашего ребенка. От всех превратностей судьбы. Вдруг разразится еще одна Великая депрессия? Вполне может быть! Ведь к первой никто не был готов. Что, если киноиндустрия умрет? Вполне может быть! Скоро в каждом американском доме будет телевизор! «Никто не осознает своих заблуждений» – так говорил Фрейд. В Южной Калифорнии мы дышим заблуждениями, как воздухом. В общем, с финансовой точки зрения было бы неплохо обеспечить Младенцу достойное будущее.

Норма Джин нервно поерзала на сиденье. Настал ее черед говорить. Как на занятиях по актерскому мастерству – ее привели в эпизод, прописанный в сценарии, и велели импровизировать. Попросили выйти из комнаты, а потом позвали обратно и просят сыграть сцену с двумя-тремя актерами, знающими сценарий наизусть.

Касс терся щекой о щеку Нормы Джин. Изо рта у него пахло нечищеными зубами и еще чем-то сладковато-залежалым, вроде гниющих глициний.

– Дело не в том, что с нами может что-то случиться, Мамулечка. Мы сами вершим свою судьбу, и нам всегда везет.

Теперь она вспомнила! Сон, в котором она отчаянно старалась накормить Младенца, но тот отказывался сосать грудь. Ведь губы новорожденного младенца сосут материнскую грудь рефлекторно, автоматически? Это же природный инстинкт, так птица вьет гнездо, так пчелы строят улей. Странно, что во всех ее снах у ребенка (пока что!) не было лица, лишь яркое мерцающее гало. Норма Джин воскликнула:

– О черт! Вам никогда не приходило в голову, что люди называют Богом обычный инстинкт? Когда знаешь, как вести себя в новых обстоятельствах, но не задумываешься, откуда ты это знаешь? Ну, как брошенные в воду животные. Ведь они уже умеют плавать? Даже новорожденные?

Мужчины-Близнецы, переглянувшись, уставились вперед, на горную дорогу.

Теда Бара уже ждала. Стояла у распахнутых настежь ворот, у въезда в «Кипарисы». Пухлые губы ее, накрашенные темной помадой, фальшиво улыбались. Она махала рукой, точно мухобойкой. Ее сексуальность была позаимствована из минувшей эры; самой ей было от тридцати пяти до сорока пяти, а то и больше. Кожа вокруг глаз была желтоватой, блестела и казалась туго натянутой. Норме Джин стало ее жалко, но вместе с этим она на нее рассердилась. Твое время ушло! Сдавайся!

Эдди Джи весело крикнул:

– Привет! Тысяча извинений! Мы опоздали?

Он был такой привлекательный парень, пусть даже небритый, в мятой одежде цвета хаки, и пахло от него, если говорить языком рекламы дезодоранта, «В. О.»[57], и ему прощалось все или почти все. И Касс Чаплин с надутым кукольным лицом испорченного мальчишки и растрепанными кудрями Маленького Бродяги, куда женщинам так и хотелось запустить пальцы. И эта скромная, тихая, рассеянная блондинка, в которой риелторша немедленно узнала Мэрилин Монро, новую знаменитость Голливуда, но из вежливости, конечно, сделала вид, что не узнала, – зачем ее смущать? Пресловутая троица! Разумеется, они опоздали больше чем на час, Близнецы всегда опаздывали. Уже чудо, если это трио вообще где-нибудь объявлялось.

Теда Бара – с густо накрашенными глазами, в рыжеватом костюме из блестящей ткани, в туфлях из крокодиловой кожи на высоченных каблуках – обменялась с клиентами энергичным рукопожатием и тут же стала уверять гламурную голливудскую молодежь:

– Вовсе вы не опоздали! Даже не думайте! Мне так нравится здесь, на холмах. Сейчас «Кипарисы» – мой любимый объект, один вид чего стоит! Особенно в ясный день – прямо дух захватывает! Если б не этот туман, или смог, или как его там, можно видеть даже Санта-Монику и океан. – Она сделала паузу и улыбнулась еще старательнее. – Надеюсь, вы, молодые люди, не станете делать поспешных выводов? «Кипарисы» – уникальный дом!

Касс присвистнул:

– Это я вижу, мэм.

– Я тоже вижу, мэм. Дух захватывает. Словно напился до беспамятства, – сказал Эдди Джи.

То, разумеется, была шутка, ибо Эдди Джи никогда не напивался до беспамятства в первой половине дня.