Блуждание во снах

На следующий день я покинула дом с небольшим чемоданом для вещей. Мой путь теперь лежал в Нижегородскую губернию. Перед самым отъездом я встретилась с княжной, чтобы попрощаться. Та уезжала в Париж.

Мы встретились с ней в холле института. Грановская была одета в великолепное темно-синее платье, стоящее целое состояние. Тяжелый шелк драпированной юбки переливался при каждом движении. По подолу сверкали такие же синие сапфиры, сотканные в диковинные цветы. Такого же тона была изящная шляпа с темно-синим, павлиньим пером, горящим, перламутровым глазом. На шее красовалось тоненькое бриллиантовое ожерелье. От моей институтской подруги не осталось и следа. Предо мной стояла великосветская цирцея – тонкая и роскошная.

Княжна ласково поцеловала меня в глаза.

– Прощай, meine liebe, мы не скоро увидимся с тобой.

– Раечка, как я буду без тебя? – заплакала я. – Попроси своего отца, пусть он разрешит мне ехать с тобой.

– Нет, c'est impossible[96]

, – отчего-то холодно возразила Грановская.

– Раечка, я умру от тоски в гувернантках…

– У каждого своя судьба, mon ange[97]… Здесь мы не властны.

Она резко отпрянула, развернулась и поспешила к выходу. Я долго еще слышала стук ее удаляющихся каблуков.

* * *

Через пару часов я ехала на почтовой карете в Нижегородскую губернию. Другой кареты не нашлось. Я встретила с равнодушием отсутствие каких-либо удобств: жесткое сидение, обшарпанные, дребезжащие от тряски двери, и маленькое, треснутое оконце. Извозчик сказал, что дорога займет около двух дней. Глазами, полными слез, я смотрела на однообразный пейзаж, разломленный по диагонали трещиной в пыльном стекле. Мы миновали заставу с тремя веселыми солдатами, мелькали деревья, поля, деревянные домишки. Яркое солнце озаряло землю смелым и жгучим весенним светом. Засеянные поля проклюнулись первыми ростками, а леса и долы уже вовсю зеленели сочной и нежной муравой. Но даже весны, с щедрой палитрой красок, не хватало на то, чтобы изжить в моем сердце нестерпимую тоску. В углу гудела зеленоватая муха, а почтовая карета казалась мне затхлым и пыльным чуланом. Примерно такой же представлялась и моя новая жизнь в Нижегородском имении.

Приехали мы на утро третьего дня. Скрипнули ступеньки, кучер распахнул дверь.

– Все, барышня, выходите. Добрались.

Я спрыгнула с шаткой ступеньки на землю и чуть не упала: руки и ноги затекли и не слушались меня. С непривычки казалось, что и земля качается в такт рессорам. Вход в усадьбу Корытовых начинался с невысоких чугунных ворот и крашеного голубой краской, деревянного забора. Меня никто не ждал. Калитка была не заперта. Я толкнула рукой низенькую дверцу – она со скрипом отворилась. Сразу за воротами шел сад, более похожий на березовую рощу. Здесь росли кусты сирени, увенчанные первыми, пухлыми, лиловыми и белыми бутончиками, росли и кусты жасмина со сливочной россыпью едва, проклюнувшихся, душистых цветов. Невысокие яблоньки закипали розоватым, кисельным цветом. Но все это в меньшинстве. В основном, в саду красовались высокие и стройные березки. Их было так много, что казалось, за оградой начинается обычная роща – не виделось и признака какого-либо жилья. Я повернула на узкую тропинку. «Куда-то она меня и приведет», – рассудила я. И не ошиблась. Шла я довольно долго, любуясь первыми цветами и травами. Я ставила чемодан на траву, присаживалась, мои глаза ловили всякое движение в траве. По пням и корягам скользили пятнистые ящерки, полосатые бурундуки нюхали воздух и спешили в свои норки, рыжехвостые белки летали по веткам и прыгали прямо на тропинку. Свежий, чуть прохладный воздух приятно овевал лицо и отгонял незваных гостей: огромных комаров. Я сорвала веточку, чтобы отмахиваться от рыжих разбойников. В утренних лучах засверкали слюдяными крыльями тонкие и глазастые стрекозы, загудели мохнатые шмели, с открытых цветов сорвался хоровод пестрых бабочек. Одна из них – огромная, ярко желтая лимонница – села мне прямо на грудь. Я залюбовалась этой красивой летуньей и нечаянно поймала себя на мысли о том, что вот уже более часа, как по моим щекам не катятся слезы. Более того, моя печаль показалась мне такой далекой и ненастоящей, что я неожиданно улыбнулась и ускорила шаги.

Деревья поредели, и предо мной во всей красе предстала огромная поляна, залитая ярким светом. Лучи рассеивались сквозь утреннюю дымку и грели ласково и чуточку томно. Под ногами расстилалась какая-то неведомая травка – короткая и мягкая, словно пушистый ковер. Поляна переходила в небольшой холм, также покрытый нежной муравой. Прямо за холмом, в пол версте, висело черное, резное коромысло. А по обеим сторонам от коромысла, в утренней дымке дрожали два белых треугольника. Я быстро вскарабкалась на холм, прищурилась и только тут разглядела, что резное коромысло является не чем иным, как миленьким мостиком, идущим через неширокую речушку. А белые треугольники явили собой остроконечные фронтоны двух крыш. Ниже которых трепетали едва различимые, чуть желтоватые стены, довольно красивых домов. Это и была усадьба отставного генерал-майора Корытова.