Блуждание во снах

Дверь в темноте распахнулась. Свет одинокой свечи вырвал из темноты три высокие фигуры: это были Григорий, Ермила и еще один крепкий здоровяк. В темноте не было видно их лиц. Рваное пламя высвечивало лишь огромные головы, носы и провали темных глазниц. Я с ужасом понимала, что меня собираются изнасиловать трое мужчин. Я сжалась от страха, но плотные кожаные ремни мешали мне даже пошевелиться. Насколько мне позволяла стиснутая грудь, я набрала воздуха и что есть силы, крикнула. Мой крик ударился о темный свод сырого потолка и эхом прокатился за пределы камеры.

– Чего орешь, дура? Не услышит тебя никто, только мышей распугаешь. Гриша, дай мне кляп.

Невидимый Михась подошел вплотную, и тут же я почувствовала на губах пару влажных и соленых на вкус пальца. Я мотнула головой и с отвращением сжала зубы. Но он больно надавил на подбородок, заставив раскрыть губы. Затем его пальцы по-хозяйски нырнули в мой полуоткрытый рот и задвигались в нем, а я чуть не задохнулась.

– Славная девочка, горячая девочка. Давай-ка, для начала, кляп. Сил нет терпеть. А ротик твой сгодится нам чуть позже.

Через мгновение мой рот растянулся под комом сухих бинтов. Это было невыносимо больно. Судорогой свело не только гортань, но и ключицы. Я только мычала. Из глаз текли слезы. Михась еще сильнее забил кляп, и я онемела. Пыхтя от возбуждения, негодяи отвязали лишь щиколотки и широко развели мои ноги. Рубашка была задрана почти к грудям. Ко мне присел Михась. Огромная ручища до боли сжала груди. Пальцы мяли и скручивали соски. В моем чреве забился какой-то раскаленный нерв.

– Погоди, может тебе еще понравится… Вот мы и проверим, насколько ты дева. Григорий, притяни ей колени ремнями, чтобы наша кобылка не вздумала лягаться. Да, покрепче… Люблю я это дело! Ох, как люблю!

В полутьме мелкнуло белое пузо и темная поросль паха с багровым членом.

– Ты знаешь, как до тебя мы мучили одну купчиху? Она к нам по доносу старосты, тоже за покушение на мужа сюда попала, – горячее дыхание мерзавца обожгло мою щеку. – Она, сучка, скончалась слишком рано, – зловеще нашептывал мне на ухо Михась. – Всего на месяц ее хватило… Наш студент ей соски любил прижигать и иглами всюду колоть… Экспериментатор же! Ага! У него есть саквояжик с множеством приспособ. А я страсть, как люблю за всем эти наблюдать… И такой, матушка моя, он педант! Всякий раз моет и кипятит свой инструментарий, – захихикал Михась. – А потом разложит все на белой салфеточке и приступает. Пытливый, черт… Признаюсь тебе, дева, он не студент, а сам сатана от медицины. Бьюсь об заклад – ты не выдюжишь и месяца. От чего богу душу отдашь – никто и не узнает. Наши судейские не лезут в эти дела. Померла полоумная душегубица – и бог с ней. Ни разу даже на вскрытие тело не посылали. Всегда без любопытства душевнобольных хоронят…

Мне казалось, что сейчас снова наступит то мгновение, когда моя душа вылетит из тела. Уже похолодели руки и ноги, а дух собрался возле груди.

Неожиданно в коридоре послышался какой-то шум, а вернее стук. Это был громкий и дробный стук чьих-то каблуков. Судя по всему, по каменному полу, быстрыми шагами, шла женщина. Михась замер надо мной со спущенными штанами.

– Кого это черт несет? Ты что, не проверил замок? – обратился он к Ермиле злобным окриком.

– Как всегда, после ухода врача и следователя, я запер все двери, – оправдывался медик-недоучка.

– А кто это тогда?

Но он не успел, ни удивиться, ни встать с моей кровати. В темноте я увидела две фигуры – одну чуть поменьше – судя по контуру, это была женщина в шляпе, другая фигура принадлежала крепкому и высокому мужчине. Раздались какие-то глухие удары, ласкающее и тугое скольжение стали, хриплый стон, звук падающих тел. Мгновение, и я почувствовала, как меня, тяжелым мешком, придавило грузное тело Михася, а по грудям и животу заструилось что-то теплое. Это была кровь, ее было так много, что моя рубашка намокла, а к горлу подкатил ком.

Забегая вперед, господа, я должна прояснить всю картину происшедшего в ту ночь. Как вы уже поняли, кто-то пришел мне на помощь. Мои несостоявшиеся насильники были зарезаны. И кем? Конечно, это была княжна Грановская. Моя возлюбленная подруга. Она и здесь оказалась моей спасительницей. Через несколько минут я, закутанная в темный бархатный плащ, обнаженная, ибо мокрую, пропитанную кровью рубашку княжна велела снять и бросить в камере, сидела уже в роскошной карете княжны. Рядом с нами расположился красавец Самсон.

– Раечка, это ты?! – еле прошептала я.

– Да, meine liebe, это снова я. Мы чуть не опоздали…

– Раечка, меня обвиняют в покушении на генерала. Они травили меня. А потом забрали в тюрьму, – шептала я, трясясь, словно в лихорадке. – А эти мерзавцы хотели насиловать меня и пытать. Раечка, ты их убила? Но теперь же меня точно отправят на каторгу…

– Meine liebe, не болтай глупостей. Каторга – это слишком долго и, пожалуй, неуместно. Каторга не входит в наши планы, – загадочно произнесла княжна. – Все позади. Скоро ты отдохнешь. Все позади…

* * *

Рассказчица откинулась на спинку стула и замолчала.