Блуждание во снах

– Вам девку снова, али бабу умелую?

– У тебя сколько там девок-то непорченых осталось?

– Довольно ешо.

– А они, случаем, не чьи-то невесты? – обеспокоился я.

– Нет. Приказчик тщательно подбирал вам горничных и девок. Никаких проблем с имя не будет. Они в полном вашем распоряжении.

– Так, я что теперь, навроде султана иноземного?

– Слов таких я не знаю. И не слыхала, кто таки́ султане? Народ что ли, какой? Но по вашим деньжищам вам теперь многое позволительно и чести много, – молвила она и ручку мою поцеловала.

Я оконфузился немного.

– Ну… Веди тогда снова девку.

Степанида усмехнулась и воротилась со второй красавицей, Матреной. Матрена уже нагая была, волосами темными, шелковыми прикрывалась.

– Порти, батюшка, да так, чтобы другим не осталось, – хмыкнула Степанида дерзко. – Порченная девка хорошей бабой будет.

Я и вторую оприходовал, да так, что криком кричала бедная Матренушка. А вошел я в нее, раком поставив. И срамно это, но страсть зверская во мне еще пуще разгорелась.

Не поверите, за тот вечер я пять дев невинности лишил. Опосля дев, ко мне Степанида жаркая в постель нырнула, принялась молодца снова взбадривать. Уж она сосала его, да гладила, дергала, да дро́чила. Встал-таки, окаянный. И на Степаниду я залез, и ее нутро потешил. Баба она и впрямь матерая выдалась: полная, да пахучая – так меня подбрасывала на себе, так лисой вертелась – то сидя, то стоя, то на карачках, что семь потов с меня сошло. А Степанида как взвыла от радости бабьей, что мой уд в ней, словно в капкане замер… Я уж и не шевелюсь, а она все одно: блажит во весь голос. Аж девки любопытные из-за шторки выглянули. Опосля упал я, словно мертвый, и заснул крепко. Перед самым сном, в тумане, увидал я Гришкина. Тот стоял рядом с кроватью и хихикал одобрительно. А может, померещилось мне.

Утром проснулся я от щебета птичьего – это по всему дому канарейки пели. Да звонко так, переливчато. Я вообще птичек-то люблю. Ловил их много по младости лет: и щеглов, и галок, и соловьев. Помню, как садки, да приманки для птиц мастерил.

Ну, отвлекся я. Утром за завтраком Гришкин и говорит:

– Макар Тимофеевич, сейчас мы с вами поедем принимать товар. Пришел пароход с мануфактурой. Я вас с капитаном познакомлю, распорядимся и насчет тюков с грузом.

Прикажем все к буяну[42] сгрузить. Я ластовому[43] приплатил чуть более, – подмигнул он, – чтобы всю пристань нам отдали под грузы. Он похлопочет за нас… Надо, надо! Приходится и взятки совать. А то, как же? Потом сходим на фабрики, поговорим с цеховыми, съездим в банк, навестим членов Купеческой гильдии. Да много, куда съездить-то надо. Уж и карета подана.

– Ну, оно понятно, – важно вторил я, стараясь выглядеть как можно убедительней. – Ты суй взятки-то, ежели берут…

– Макар Тимофеевич, да кто же нынче не берет-с? Все берут, кто при должности. Я и суммы в расходники под отдельной графой вписываю. А как же-с? Везде свой порядок должон быть, даже в этом. Чтобы вы знали, что для Луки честность – превыше всего.

И поехали. Весь день в кутерьме прошел. Много, куда съездили.

И пароход я свой в тот день видал. Построен он был в Голландии, почти 200 лошадей силища его, 120 футов длиной. Он и баржу огромную с товаром мог тянуть. У меня аж голова от восторга закружилась, как я на палубу энтого зверя-то ступил. «Неужто это все мое?» – подумал я.

А Гришкин ободряет: «Ваш-с, как есть, ваш зверь этот. И еще два с Астрахани не вернулись».

Да и капитан мне сделал под козырек и поклонился: «Здравие желаю, ваше Высокостепенство! Примите ваш пароходик в целости и сохранности. Мы дядюшке вашему служили верой и правдой – упокой его душу. Хороший человек был, правильный. Лишь царствия небесного и достоин он. А теперь и вам, Макар Тимофеевич, готовы послужить. Котел, гребное колесо, плицы в исправности, палуба чистая, команда вышколена».

Капитан долго водил меня по пароходу, показывал рулевую часть, капитанскую рубку, каюты, трюм, казенку[44]. Знакомил с лоцманом и матросами. Я всего и не упомнил, да и о судоходстве я разумения никакого не имел.

Вот сейчас я пытаюсь вспомнить, как пароход мой звали-величали. И верите? Словно память отшибло: какие-то буковки золоченые вертятся в глазах, а прочитать память не дает. Эх, бесовская-то забава, от того и не помню ничегошеньки…

Выпили тогда мы шампанского с капитаном для знакомства. А приказчик мой новоявленный, Лука, видя мое замешательство, рапортовал, что он вошел в курс всех ближайших перевозок и о товарах представление имеет. Даже бумаги показал – везде печати, подписи стояли – все чин чином. Успокоил меня, что и к ярмарке мы сукна вовремя доставим, и в торговые ряды, на Ильинку, и в магазины, и лавки галантерейные. И мол, скоро будем с немцами и англичанами торговлю вести – сырье для фабрик покупать. Я только рот открывал, да крякал от умиления, слушая резвые распоряжения Гришкина. И капитан его слушал и команда. А я думал про себя: «Как хорошо я придумал, молодца этого в приказчики к себе позвать. Где бы второго, такого толкового, я нашел?»