А вот и орудие: на полу лежит толстопопый мраморный ангелок, подаренный Глебом на Полинин день ангела. Ангелок надул капризные губки – его крылышко, похожее на куриное, тоже запачкано кровью.
Господи, да таким же можно убить!
Марго, видимо, тоже так думала, потому что смотрела на ангела с отвращением. Сама она выглядела как ведьма: в измятой блузке, с потекшим макияжем, с красными от выпитого глазами.
– Дура ты и лохушка, – сказала она Полине, – ты думала, я пить не умею? Мать, да я росла среди алкашей. У меня иммунитет. Я после любой пьянки свое дело сделаю. Споить меня решила… идиотка. Орать собираешься?
Полина попыталась качнуть головой и ощутила, как от лба до затылка пронеслась огненная волна боли. Словно топором тяпнули.
– Нет, – прошептала она мокрыми губами.
– Хорошо, здесь орать-то толку… никто не услышит, – сказала Марго, – сиди и жди Глеба. Он приедет и разберется, что с тобой дальше делать. Я сама ничего не знаю – можешь и не спрашивать.
Она хлопнула себя по коленям.
– Осмотрюсь, что ли.
Полина тяжело вздохнула. Попалась птичка. Лохушка. Овца. Так-то. Не было в Полинином мире такого мерила, которым она смогла бы отмерить поступок Марго. Вот и не предугадала.
Теперь стало яснее: не игрушки это, Полина. Не удастся тут победить, надев маску дурочки с переулочка. Здесь все серьезнее. И как раньше не додумалась? Ведь если Глеб похитил ее, то это же уголовное дело? От этого его свобода зависит, жизнь! А она надеялась – разговор будет по душам… главное, чтобы пришел. Придет. И, наверное, закопает где-нибудь у прудика. Зато левкои цвести будут отлично, на удобрениях-то…
От бессилия и страха Полина заплакала. Слезы закапали на шею и грудь, ярко-розовые. Марго, которая рылась по ящикам и вытаскивала оттуда футляры с драгоценностями, повернулась, услышав ее всхлипы.
– Не ной, Полька, – сказала она помягче, – это дело такое: случайное. Не повезло тебе, и все. Подруга ты была хорошая, хоть и глупая. Зря ты Глеба разозлила. Сама же знаешь, какой это мужчина. Сидела бы тихо, осталась бы при доме и кое-каких бабках, ну заявила бы: ох-ах, муж пропал, не вернулся из командировки, и жила бы дальше. Какого черта ты полезла в его жизнь? Не лезут к таким мужчинам в личную жизнь, дура. Пока держит рядом: сиди и радуйся. Ушел – не держи и не кобенься, наслаждайся тем, что осталось. А ведь он тебе дом оставил! И деньги!
– Ты зачем меня по голове ударила? – прошептала Полина. Голос к ней все не возвращался.
– Я тебе что, самка Джеймса Бонда? – разозлилась Марго. – Как получилось, так и получилось… думала, ты отключишься и пролежишь тихо до утра. Полька, это у тебя жемчуга?
Она потянула из футляра ожерелье из крупного жемчуга. С ним вместе лежали серьги из редких грушевидных жемчужин.
– Неужели и «груши» настоящие? – ахнула Марго, вынула из уха свою сережку с изумрудом и примерила Полинину.
Бежать-бежать, думала Полина. Руки связаны за спиной, накрепко связаны, Полина уже не чувствует кончиков пальцев. Можно вскочить, боднуть Марго головой в живот и побежать… до ближайшей двери – купе. На этом приключение окончится, а если нет, если чудом разворотить эту дверь, то за ней следующая – в прихожую, закрытая на поворотный замок и ключ.
Полина подумала, что она, к сожалению, тоже не самка Джеймса Бонда, чтобы преодолевать такие преграды.
– Маргош, – прошептала она, – расскажи мне все, а… я же половину не понимаю.
– А зачем тебе? – спросила Марго, вдевая вторую сережку. – Мне идет?
– Идет, – согласилась Полина и вдруг услышала, как в горле что-то пискнуло – приходил в себя ее потерянный от ужаса голос. – Хочешь – возьми себе. Мне затем, чтобы Глеб меня не убил. Может, я еще вывернусь.
Марго закурила сигарету и задумалась. Перед ней лежал футляр, обитый белым шелком. Туда она стряхивала пепел.
– Я не могу, – призналась она, – мне тоже надо, чтобы Глеб меня не убил. И еще я ему денег должна. Кучу. И у меня ИП, а с ИП последние трусы за долги снять могут, это тебе не ООО с уставным капиталом в десять тысяч… Не могу я, Поль. Я тебе могу кровь вытереть, вот. Больше ничего не проси.
И она пошла на кухню, гремя всеми дверями. Полина прислушалась – каждую Марго старательно закрывала за собой. Пока Марго не было, Полина рванулась было к окну – из него, вертикально открытого, тянуло мягким майским ароматом ночи. Ей удалось встать, не взвыв от боли, добежать до окна, но чертовы евро-окна! Они открываются только с поворотом ручки, а повернуть ручку Полина не могла никак – от напряжения у нее снова хлынула кровь из разбитого лба, густо закапала подоконник, кое-где даже собралась в лужицу.
Полина, пошатываясь, побрела назад. Ее тошнило от переживаний, боли и страха оказаться замеченной – как бы не сменила Марго милость на гнев и не окрасилось бы в алый еще одно курино-ангельское крылышко…