Боже, храни мое дитя

Удача улыбнулась ему именно тогда, когда это было более всего необходимо. Букера не без труда разыскала его сестра Кэрол и передала письмо из одной адвокатской конторы. Оказалось, что мистер Дрю умер и, ко всеобщему удивлению, включил в свое завещание не детей, а внуков, так что теперь Букеру предстояло разделить с братьями и сестрами немалое состояние старика, которым тот постоянно хвастался. Букер решил не думать о том, что лишь преступная алчность помогла его деду, владельцу и безжалостному эксплуататору трущоб, сколотить такую кругленькую сумму, и постарался убедить себя, что теперь дедовы деньги очищены его смертью. Это была неплохая мысль, и он успокоился. Букер получил возможность снять нормальное жилье, тихую комнату в спокойном районе, и продолжать играть либо на улице, либо в каких-нибудь захудалых клубах. Многие музыканты, не имея доступа к студиям, играли на перекрестках. И не за деньги – что, конечно, жаль, – а для практики, пробуя сыграть друг с другом на публике, хотя публика эта и не платила им ни гроша, а потому была нетребовательной и некритичной.

А потом наступил тот день, который навсегда изменил и самого Букера, и его музыку.

* * *

Букер прямо-таки онемел, так хороша была эта женщина. Открыв от изумления рот, он беззастенчиво уставился на нее, а она стояла у обочины и смеялась. Кожа у нее была невероятно темная, прямо-таки иссиня-черная, а одежда, наоборот, вся белая. Ее пышные волосы выглядели так, словно на голову ей уселся и уснул миллион черных бабочек. Она разговаривала с другой женщиной – у той была молочно-белая кожа, а на голове белокурые дреды. Возле них остановился роскошный лимузин, но обе женщины продолжали спокойно разговаривать, ожидая, когда шофер подойдет и распахнет перед ними дверцу. Букера несколько опечалило то, что лимузин увез темнокожую красавицу прочь, он тем не менее продолжал счастливо улыбаться, направляясь ко входу в подземку, где собирался играть вместе с приятелями-гитаристами Майклом и Фрименом. Но ни того, ни другого в условленном месте не оказалось, и только тогда Букер заметил, что, оказывается, идет дождь, довольно сильный, но ровный и теплый. Как ни странно, одновременно светило солнце, так что капли дождя, падавшие с нежно-голубых небес, вспыхивали, точно осколки хрусталя, и разбивались на тротуаре в светящуюся пыль. Постояв некоторое время в одиночестве под дождем, Букер решил все же немного поиграть на трубе, отлично понимая, что никто из прохожих не остановится, чтобы его послушать: все они, поспешно закрывая мокрые зонты, устремлялись вниз, к поездам. Но он был настолько потрясен красотой увиденной им темнокожей девушки, что, как только поднес к губам трубу, из нее полилась такая удивительная музыка, какой ему до сих пор никогда еще не доводилось исполнять. Низкие, чуть приглушенные ноты звучали протяжно, даже, пожалуй, слишком, и мелодия словно плыла сквозь светлые струи дождя.

Букер не смог бы описать словами те чувства, которые тогда испытывал. Но он хорошо помнил: в насквозь пропитанном дождем воздухе витал явственный аромат сирени, когда он, играя, вспоминал ту волшебную девушку. И окрестные улицы с заваленными мусором тротуарами больше не казались ему грязными – они, пожалуй, были даже интересными, живописными благодаря своим винным погребкам, парфюмерным магазинам, салонам красоты, ресторанам, кафе и супермаркетам; да и жилые дома вокруг, тесно прислонившиеся друг к другу, выглядели дружелюбно. Стоило Букеру представить блестящие глаза той девушки или ее губы, приоткрытые в беспечной улыбке, и его охватывало не только жгучее желание, но и странное ощущение того, как тают, растворяются призраки прошлого, тот мрак, который окутывал его все годы после смерти Адама. Он словно шагнул за пределы мрачного облака и испытал почти такое же эмоциональное удовлетворение, как в тот день, когда Адам, освещенный закатными лучами, катил ему навстречу на любимом скейтборде, ибо там, за пределами мрака, была она. Полуночная Галатея, ожившая и навсегда оставшаяся в памяти живой.

А через несколько недель после того, как Букер впервые увидел ее, вместе с подругой поджидавшую лимузин, она вновь попалась ему на глаза – возле стадиона, в очереди на концерт «Black Gauchos», новой модной группы, быстро набиравшей популярность и исполнявшей смесь бразильского и новоорлеанского джаза. Концерт предполагался только один, и очередь была на редкость длинной, шумной и суетливой, но, как только двери открылись и толпа ринулась вперед, Букер ухитрился оказаться в числе первых, затем обошел еще четверых людей, стоявших в очереди за нею, и, когда толпа стала, наконец, рассаживаться по скамьям, сумел встать точно за спиной у своей темнокожей красавицы.