Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

В это время императрица все чаще стала возвращаться к своей, по мнению Гарриса, «любимой мысли» о достижении мира между Великобританией и Голландией. Предложения держав, принимавших участие в переговорном процессе, заключалось в том, чтобы вначале добиться подписания перемирия на год, в течение которого следовало прекратить военные действия и приступить к переговорам о мире. Примечательно, что предполагалось допустить к переговорам американские колонии: оговаривалось, что ни один мирный трактат не будет подписан без их участия. Естественно, подобные предложения пришлись не по нраву британцам, и они отказались от этого плана, не желая никого допускать в свои переговоры с колониями. Решение британской стороны вызвало раздражение и негодование Екатерины. «Никогда мне не случалось замечать в ней столь сильного раздражения, как по получении нашего ответа, отклоняющего ее предложения насчет вмешательства между нами и голландцами, – свидетельствовал Гаррис. – Императрица была очень недовольна подобным отказом и часто упоминала, что англичане – “народ гордый и неподатливый”». Однако постепенно гнев императрицы «утих». Убедившись в невозможности добиться посредничества в достижения всеобщего мира в Европе, инициатором которого Екатерина II себя считала, она обратилась к идее мира с одной страной – Голландией. Желая выяснить намерения императрицы о посредничестве в мирных переговорах с Голландией, Гаррис обратился к князю Потемкину и Безбородко и добился от них сведений, «какие только мог надеяться собрать»557

. Из полученной информации посол узнал, что императрица поручила министру Австрии Кауницу «отыскать самые верные средства», чтобы открыть конгресс «с надеждой на успех». Сама же она, по мнению Гарриса, стала принимать «гораздо меньшее участие» в защите британских интересов, чем можно было предполагать, судя по ее высказываниям. По утверждению Потемкина и Безбородко, Екатерина II намеренно уступила Кауницу ведение дела, чтобы в случае неудачи иметь возможность заявить, что это не ее вина, и если бы предоставили решение вопроса лично ей, она решила бы его лучшим образом.

Равнодушное отношение императрицы к вопросу, который еще недавно так ее волновал, Потемкин объяснил личным характером государыни. Как он поведал Гаррису, Екатерина «не находит того доверия», в котором ее уверяли англичане, и которое она считает заслуженным. Императрица считала, что англичане сопротивляются ее планам, отвергают ее предложения и просят о доказательствах дружбы, не заявляя таковых со своей стороны. «Опасения быть вовлеченной в войну одерживают верх над всеми прочими мыслями, – заключал князь, – и она (Екатерина) скорее даст волю мелким страстям, унижающим ее ум», чем подвергнется возможному риску.

Князь Потемкин был необычайно откровенен в разговоре с Гаррисом. Как извещал посол лорда Стормонта в депеше от 14 июля 1781 г., он часто обвинял Екатерину в тщеславии, в том, что она постоянно меняет свои мнения и никогда не действует по системе. В последнее время императрица сделалась подозрительной, «опасливой», «взгляды ее сузились». В любом, кто предлагает «великие цели», она усматривает «глубоко затаенный личный расчет». Ее честолюбие исчезло, и она стала нечувствительной ко всему, кроме минутной лести. По этой причине, продолжал Потемкин, императрица отказалась от предложения уступки Менорки, владения, за которое она заплатила бы англичанам несколько лет назад большую цену, «уступив всю силу своей империи». И вместо того, чтобы осознать «великодушие» подобного предложения, она приняла его за уловку с целью вовлечь ее в войну558.

Князь Потемкин дал ряд советов Гаррису, как завоевать расположение Екатерины II. Старайтесь ей угодить, увещевал он посла, никогда не противоречьте ей, следуйте ее советам, а если таковые не отвечают вашим интересам, «подождите удобного случая для того, чтобы незаметно от них уклониться». «Я принужден, – заключал Потемкин, – давать вам советы, потому что не могу оказать вам помощи»559. Подобные откровения «друга» привели Гарриса в восхищение и еще раз убедили в искренности князя.