Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

На следующее утро Ганнинг отправился к Панину «еще раньше, чем он встал с постели», и, желая устранить возражение, высказанное по поводу столь многочисленного корпуса войск, требуемых англичанами, предложил выделить 15 тыс. чел. вместо 20 тыс. испрашиваемых ранее. Он понимал, что требуемое от императрицы войско в 20 тыс. чел., судя по тому, что ему известно о состоянии российской армии, превосходит число войска, которое императрица могла бы уступить. Панин отвечал, что воспользуется всеми доводами, для того чтобы склонить императрицу к благоприятному для англичан решению, хотя государыня «еще ни на что не решилась». В последующие дни императрица сказалась больной и никого не принимала. Посол по этому поводу писал: «Внезапность этой болезни и то обстоятельство, что она случилась именно в настоящую минуту, отчасти внушает мне подозрение, что действительной причиной ее болезни послужило неловкое ее положение при встрече со мной и трудность ответить на письмо Его Величества и найти извинение достаточно сильное, для того чтобы уклониться от выполнения так недавно высказанного ею обещания». Заключая свое послание, Ганнинг констатировал, что почти не надеется, что императрица согласится послать войска в Америку, хотя, возможно, «предложит помощь иного рода». Он все еще не оставлял надежды повлиять на решение Екатерины II, для чего предполагал привлечь графа Алексея Орлова, обещавшего ему свою помощь398

.

Спустя неделю, 26 сентября 1775 г. Ганнинг отправил Саффолку очередную депешу, в которой излагал содержание беседы с графом Паниным по поводу трактата. «Когда я предложил ему проект трактата, – писал посол, – он с величайшим сожалением отвечал мне, что невозможно изменить мнение императрицы, которая пришла к окончательному решению и повелела … вручить … письмо к королю … Содержание этого окончательного ответа так мало соответствовало столь торжественно данным мне обещаниям», – с горечью признавал Ганнинг. Однако он не терял надежды и решил обратиться к вице-канцлеру. И.А. Остерман ответил, что ему разрешено официально уверить Ганнинга «самым сильным и торжественным образом» в том, что императрица «выражает глубочайшее сожаление по поводу того, что не имеет возможности оказать королю помощь». Вице-канцлер прибавил «в виде личного своего мнения», что если бы было больше времени для приготовления требуемой помощи, и если бы указанное войско использовалось в Ганновере или в Англии, то было бы возможно «преодолеть затруднения, встречающиеся в этом деле». Впрочем, Остерман и теперь убежден, что в случае разрыва с Англией какой бы то ни было европейской державы, «императрица употребит все зависящие от нее средства» для того, чтобы поддержать англичан. «Не смею высказывать своего мнения по поводу того, насколько можно полагаться на подобные речи после того, как они сумели отклонить от себя недавние уверения», с горечью заключал посол399

.