Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

Постепенно правительственные войска стали теснить мятежников. Об этом Ганнинг сообщал 11 февраля 1774 г.: «В нескольких стычках, происходивших между авангардом армии генерала Бибикова и мятежниками, последние до сих пор были постоянно разбиваемы. Войска, как кажется, до того восстановлены против них, что несмотря на самое положительное приказание щадить жизнь тех, кто сдается, невозможно принудить к этому солдат»411. Наконец, в военных действиях наступил перелом. 25 марта Ганнинг информировал Лондон о том, что двор получил «приятное известие»: войско под начальством генерала Бибикова напало в 150 верстах от Оренбурга в Сорочинске на главный корпус мятежников под начальством самого Пугачева и «совершенно разбило их». 17 апреля от генерала Бибикова прибыл курьер и привез «весьма приятное известие, вследствие совершенной победы, рассеявшей все мятежное войско … 25 марта с.г. в селе Татищеве в 36 верстах от Оренбурга». Ганнинг называл потери, которые понесли обе стороны: убито 2 тыс. мятежников, взято в плен 3 тыс. чел. Со стороны войска потери составили: убитыми 4 офицера и 200 солдат, ранеными 12 офицеров и 500 или 600 солдат

412. Предводителю восставших Пугачеву удалось бежать.

Успехи в продвижении правительственных войск на время замедлились из-за внезапной кончины генерала Бибикова. Ганнинг высоко отозвался о честности, искреннем патриотизме, обширных военных познаниях офицера, что принесло ему «заслуженное право на доверие его государыни». Посол высказывал предположение, что смерть Бибикова не только «возбудит дух инсургентов», но что еще хуже, «повлечет за собой измену в рядах русских войск». «Положительно известно, – сообщал Ганнинг своему министру 26 апреля 1774 г., – что полк, состоящий под начальством молодого князя Долгорукого, был удержан от дезертирства единственно с помощью его щедрости; и в настоящую минуту сильно распространяется слух … будто бы Пугачев до сих пор имеет под начальством до 8 тыс. человек и направляется к Оренбургу»413

. 16 мая в очередном послании Ганнинг докладывал в Лондон, что, судя по дошедшим до него слухам о ходе событий в Оренбургской губернии, он убежден, что «положение этого дела далеко не так благоприятно, как доказывают и распространяют русские министры». Пугачев еще не сложил оружия и не исключено, что это продлится долго. «Потеря генерала Бибикова положительно незаменима», заключал дипломат.

Столкновения правительственных войск с мятежниками продолжались и в последующие месяцы. 17 июня 1774 г. двор объявил, как сообщал Ганнинг, что мятежники, состоящие под началом Пугачева, разбиты, у них отнято несколько пушек, но сам он и на этот раз сумел спастись бегством вместе с небольшим числом своих приверженцев. «Мне передавали, – продолжал посол, – что из бумаг генерала Бибикова оказывается, что, по его мнению, невозможно подавить этот мятеж одной только силой оружия, но что необходимо отыскать какое-либо средство удовлетворить народ, имеющий справедливые основания к жалобам»414.

Примечательно, что, освещая ход событий восстания Пугачева, посол впервые затронул вопрос о его участниках (народ) и причинах (жалобы), которые, на его взгляд, были справедливы. Для выяснения причин недовольства князь Потемкин был отправлен в Оренбургскую губернию. И даже сама императрица, сообщал дипломат, «намеревается объехать ту часть своих владений, где в настоящую минуту происходят беспорядки».

Спустя месяц, Ганнинг приходил к заключению: «Пугачев не только не усмирен, но сильнее чем когда-либо; … правительство … не в силах защитить даже свои собственные рудники, не только рудники частных лиц. Мятежник этот повсюду, где появляется, распространяет ужас и опустошение и … кажется, намеревается исправить свою первоначальную ошибку и подвигается на Казань и на Москву, т.е. к самому сердцу империи, где, как можно опасаться, он найдет много недовольных»415

.

Настроение в российском обществе, в основном среди высших его слоев, оставалось тревожным. По признанию Ганнинга, повсюду царило «общее уныние». И лишь известие о завершении войны с Портой на время успокоило подданных императрицы. Однако это продолжалось недолго. Уже 24 июля 1774 г. Ганнинг свидетельствовал: «… неудовольствие повсеместно и ежедневно усиливается до такой устрашительной степени, что опасения многих должностных лиц … побудили их обнаружить перед императрицей действительное положение дел, объявив при этом, что они не силах далее управлять государством иначе, как если будут приняты какие-либо необычайные меры». Получив известие о том, что Казань сожжена Пугачевым, императрица решила отправиться в Москву.