Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

Из доклада становилось ясно, что Панин и его коллеги пришли к выводу: Британия достаточно сильна, чтобы одолеть своих врагов «без значительного урона для своей мощи». Хотя совместный флот Бурбонов по численности превышает британский флот, их морское присутствие будет только эпизодическим и угроза вторжения на Британию чрезвычайно мала. Обращаясь к внутренним делам Великобритании, советники Екатерины II были более пессимистичны. Английское правительство не пользуется доверием за границей: его члены проявляют стремление только удержаться у власти и использовать блага государства в своих целях. Не обращая внимания на своих континентальных соседей, министерство потеряло влияние, которое Британия прежде разделяла с Францией. В результате Великобритания поставила себя в изоляцию, уверовав, что «с помощью гиней можно приобрести союзников, когда таковые потребуются». Однако «великие страны» не желают проливать кровь своих подданных за деньги, хотя, как гласил доклад, Британия рассматривает Россию именно в таком ключе. И далее следовал вывод: вопрос о возобновлении Англо-российского договора не может быть рассмотрен470.

Однако столь пессимистичные выводы доклада не остановили Гарриса. Он подготовил второй меморандум императрице, в котором изобразил трагическую картину того, как Британия встретилась один на один со своими врагами в отличие от Семилетней войны, когда она боролась с противником при поддержке мощного союзника Пруссии и имея в своем распоряжении американские военные силы. Этот документ Гаррис передал императрице через Потемкина 6 сентября 1779 г. «Я явился к нему (Потемкину) после обеда и, во избежание помех, был принят им в частном покое, который императрица называет своим Эрмитажем, – сообщал Гаррис в Лондон. – Я выразил ему, до какой степени меня поражает то обстоятельство, что, несмотря на расположение самой императрицы и на его (Потемкина) готовность нам помочь, перевес был одержан Советом и мнениями людей … меньших способностей и … пользующихся гораздо меньшим влиянием, чем он сам. Между тем их происки, удержав императрицу от немедленного вмешательства, оставили нас еще на целый год одинокими против наших многочисленных врагов»471. В ответ Потемкин заверил посла, что императрица будет действовать «сообразно собственным мыслям и чувствам».

В ожидании ответа от императрицы посол немало часов провел в беседах с князем, во время которых упрекал Панина за его высказывания о том, что Британия может обойтись без помощи России и дошел до того, что обвинил его в коррупции. Потемкин в ответ выразил желание использовать аргументы Гарриса в разговоре с императрицей.

Предложения Гарриса, изложенные им в новом меморандуме, были рассмотрены императрицей только в середине сентября. Екатерина пригласила для обсуждения вопроса членов Совета и попросила их высказать свое мнение в письменном виде. Потемкин поддержал аргументы Гарриса, а Панин высказался против них. Никакого официального ответа на свой доклад посол не получил, поскольку составленный им документ считался неофициальным, был передан через Потемкина, а не предъявлен для ознакомления главе внешнеполитического ведомства Панину.

17 сентября 1779 г. у Гарриса состоялся приватный разговор с Потемкиным, который заявил, что ему не удалось убедить императрицу. Он заверил посла, что, несмотря на дружественное отношение к Англии, императрица находится под влиянием лиц «менее влиятельных», чем он сам, которые готовы оставить Британию в одиночестве воевать с врагами. Потемкин утверждал, что Панин более влиятелен, чем он сам, и что императрица желала бы помочь Англии. Князь советовал Гаррису не торопить императрицу и позволить ей самой выработать собственный план действий. Так завершилась первая попытка Гарриса при поддержке Потемкина, минуя министра иностранных дел, добиться российской помощи, Действительная причина неудачи миссии Гарриса, на взгляд И. де Мадариага, заключалась «в неустойчивом положении Потемкина»472.

Следует заметить, что на протяжении весны и лета 1779 г. отношение Гарриса к Потемкину претерпело изменения. Посол стал замечать, что Потемкина часто приглашали при дворе в общество молодых французов. Их разговоры порой затрагивали планы Потемкина напрямую расширить коммерческие связи с Францией через Черное море. Для Гарриса становилось очевидным, что Потемкин не являлся другом Британии, но тяготел к Франции. Кроме того, соперничество между князем и Паниным обострилось как никогда прежде, что вносило дополнительные сложности в решение вопроса о союзе.

Свои неудачи Гаррис объяснял также позицией Екатерины, которая руководствовалась объективной реальностью. Вооруженное посредничество могло вовлечь Россию в разорительные военные и морские приготовления и лишить выгод от сближения с Францией. Как бы тепло лично Екатерина ни относилась к Британии, ее симпатии не распространялись на Георга III или его администрацию. По мнению Изабель де Мадариаги, «не существовало весомых причин, которые побудили бы Россию ввязаться в ненужную ей войну»473.