Получив инструкции от Стормонта 3 декабря 1779 г., Гаррис сообщил о предложениях британского правительства Потемкину. Князь, одобрив предложения, посоветовал Гаррису ознакомить с ними Панина, и обещал сообщить о реакции императрицы на данный документ. Между тем Панин не торопился увидеться с Гаррисом, поскольку в это время он встречался с другими иностранными послами. В разговоре с прусским послом он заявил, что, хотя не испытывает к Англии особой неприязни, но опасается, что это государство может втянуть всю Европу в войну. Франция призовет на помощь Австрию, а ее император Иосиф II будет надеяться на помощь России и Пруссии.
7 декабря 1779 г. Панин принял британского посла у себя. Гаррис хорошо понимал, что его частые визиты к Потемкину не могли остаться незамеченными Паниным. Но если его действия через Потемкина были одобрены Лондоном, полагал дипломат, это продемонстрировало бы, что у Панина не должно быть причин для враждебности, и что только привязанность к Пруссии заставляла его сопротивляться планам Гарриса.
В этой атмосфере взаимного недоверия Гаррис озвучил проект союза, который Стормонт расценивал как наиболее желательный. В меморандуме для императрицы посол подчеркнул, что в то время, как Британия желает мира на определенных условиях, Бурбоны стремятся развязать войну. Британия не в состоянии их сдерживать в одиночку и надеется, что Россия примет участие в совместных действиях, направленных на обуздание агрессивных планов Бурбонов. Если императрица на это согласится, то Гаррис предложит немедленно начать переговоры о заключении союза без каких-либо ограничений. Подобный союз, добавлял посол, не противоречил принципам Панина, и потому от министра не следовало ожидать каких-либо возражений против его заключения.
На самом же деле данный союз не отвечал принципам Панина, что хорошо было известно Гаррису. В первых числах декабря 1779 г. Панин представил меморандум Гарриса императрице со своими комментариями. В беседе с австрийским послом графом Гоетцем он указал причины, по которым не мог одобрить предложения Гарриса: опасность втягивания России в войну, а также то, что Северная система, которую он выстраивал более 20 лет, будет полностью разрушена. Когда Панин беседовал с Гоетцем 10 декабря, он еще не знал реакции императрицы. Постоянные контакты Гарриса с Потемкиным побудили Панина пойти дальше в преследовании своей личной вендетты. Он без колебаний «сдал» Гарриса графу Гоетцу, передав ему меморандум для императрицы478
.Гаррис, имея собственные каналы информации, узнал о том, что Панин представил его меморандум Екатерине со своими комментариями. Он немедленно обратился к Потемкину, выразив обеспокоенность по поводу того, что аргументы Панина убедят императрицу. Гаррис поинтересовался у князя, какие события могли повлиять на изменение позиции императрицы. На это Потемкин отвечал, что всему виной болезнь юного фаворита императрицы Ланского. Она занимает все ее внимание и не оставляет времени на государственные дела. Его собственное влияние, добавил Потемкин, уменьшилось; он лишился благосклонности императрицы и возможности давать ей советы до тех пор, пока ее фаворит не скончается у нее на руках. Гаррис пришел в замешательство и изумление от услышанного. Неужели императрица предпочтет советы человека старого и больного (Панина) советам, которые она получала от него (Потемкина)? Потемкин в глазах Европы обладал всеми чертами приближенности, кроме власти. Убедившись, что его слова взволновали Потемкина, Гаррис достал из кармана письмо короля, адресованное лично ему. Переведя текст, посол убедился, что слова достигли своей цели: Потемкин был растроган.
Между тем императрица уже приняла решение. 14 декабря 1779 г. Панин сообщил графу Гоетцу о том, что британские предложения были отклонены. Хотя Гаррису официально ничего по этому поводу сказано не было, но ему стало о том известно. В письме к Роберту Кейту посол сетовал: «Мы стоим высоко в предпочтении Ее Величества; но она считает рискованным высказаться в нашу пользу, будучи одна. Бурбоны никогда не получат здесь прямого успеха, но могут добиться … выгод через влияние короля прусского». Впрочем, продолжал Гаррис, при дворе «все идет по-старому: новые любимцы и большая расточительность на время и на деньги». Примечательно, что в заключительной части своего послания дипломат обсуждал с приятелем возможность создания тройственного союза между Австрией, Великобританией и Россией «к величайшей выгоде каждой из держав». «Это еще отдаленный план, – напоминал собеседнику Гаррис, – и я сообщаю его под величайшим секретом»479
.