Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

30 сентября 1779 г. российской стороной был выдвинут очередной протест госсекретарю Великобритании Веймуту относительно принудительной продажи товаров с судна из Риги, задержанного еще в 1778 г. Гаррис был проинструктирован объяснить Панину, что товары были проданы адмиралтейству, которое оплатило пошлины и стоимость товаров законным владельцам. 18 октября 1779 г. Гаррис отправил депешу лорду Веймуту, в которой говорилось, что недоброжелатели Англии упрекают британцев в нарушении нейтральной торговли. «Я знаю, – писал посол, – что новые жалобы приготавливаются в Риге, и генерал Броун, губернатор Лифляндии, был принужден их поддерживать». Граф Панин потребовал у Гарриса объяснений по этому поводу, чем возмутил посла. «Многократные нарушения нейтралитета, испытанные нами со времени начала настоящей войны от различных держав, – оправдывал действия соотечественников дипломат, – и поведение французского адмиралтейства никогда не приходят ему (Панину. – Т. Л

.) на память, и он … не понимает … что своими усилиями лишить нас права, неоспоримо принадлежащего всякому народу во время войны, он наносит существенный вред торговле своей страны»486

.

Между тем российские купцы из Риги подписали меморандум императрице и президенту российской Коллегии по делам торговли, жалуясь на плохое обращение со стороны британцев с их судами. Гаррис, сделав копию с меморандума, передал документ через Потемкина императрице и от него узнал, что Екатерина II не придала ему никакого значения. В действительности, императрица не только обратила внимание на данную проблему, но и выступила в защиту своих коммерсантов. 8 ноября 1779 г. рескрипт был вручен российскому послу в Лондоне И.М. Симолину. «Не столько удивляет нас в настоящем случае наглость каперов по известному их своевольству и корыстолюбию, – говорилось в рескрипте, – сколько медленность, буде не самая потачка аглинских адмиралтейских судов, когда они в деле правом и явно основанном на договорах торжественного трактата так долго медлят с одной стороны удовлетворить обиде наших подданных, а с другой наказать виновников оной». Симолину предписывалось «учинить лондонскому двору сильнейшее представление в пользу помянутых рижских купцов, требуя: 1) чтобы они в их справедливом иске совершенно и достаточно как наискорее удовлетворены были; 2) чтобы арматоры, их обидевшие и беззаконно прикоснувшиеся к флагу и собственности наших подданных, были за то наказаны; 3) чтобы аглинским адмиралтейским судам единожды навсегда точное и крепкое повеление дано было впредь не волочить так долго судом и расправой дел и жалоб наших подданных и чтобы напоследок: 4) для отвращения и упреждения на будущее время самого зла всему королевскому флоту и всем партикулярным арматорам … строжайше предписано было не останавливать навигации и торговли наших подданных как на их собственных, так и на нейтральных судах»487

. На незаконность действий английских каперов указывалось и в ноте, переданной Гаррису 6 ноября 1779 г.

19 декабря 1779 г. Стормонт принял российского посла Симолина и заверил его в дружеском расположении короля к России и его стремлении соблюдать условия договора. Стормонт, однако, хитрил, поскольку решение адмиралтейского суда о продаже судна и товаров адмиралтейству не соотносились со статьями англо-российского договора 1765 г. С другой стороны, требование России, как признавала И. де Мадариага, также выходило за рамки договора. Россия имела право требовать выгоды на основе принципа «свободные корабли – свободные товары» только для своих собственных судов. В данном случае российские товары перевозились на иностранном судне, а потому не подпадали под действие договора488

. Возможно, поэтому Стормонт не обратил внимания на протест со стороны России и попросил Гарриса держать его в курсе дела, предоставив российской стороне, если потребуется, необходимые аргументы.

Получив инструкции от Стормонта, Гаррис изложил свои доводы Панину в меморандуме 31 декабря 1779 г. В нем, в частности, говорилось: король «намерен исполнить в величайшей точности обязательства, выраженные в трактате 1765 г., и … ничего так не желает, как дать усиленные доказательства своего расположения … и более упрочивать доброе согласие, существующее между обоими дворами … Императрица может быть уверена, что плавание ее подданных не будет ни прервано, ни остановлено кораблями Великобритании»489. Судя по всему, Георг III не желал обострения отношений с Россией и пытался сгладить возникший конфликт, чтобы тот не повлиял на заключение оборонительного союза.