Бумажные доспехи

На залитой солнцем террасе сидела старушка, завернутая в несколько шерстяных цветных шалей. Смуглые узловатые руки покойно лежали на коленях, а блеклые серые глаза безучастно глядели вдаль.

Когда Морген окликнула ее, старушка не сразу среагировала, неспешно повернула голову, потом кивнула — и узнала.

На круглом морщинистом лице медленно проявлялись эмоции, как в кино с замедленной съемкой. Удивленно распахнулись глаза, потом улыбка.

Донно поставил ее в тупик. Она перевела взгляд на него и снова удивилась.

— Она не понимает, кто ты, — шепнула Морген. — Я ведь иногда с Эвано приезжаю, но больше ни с кем. Бабуль, это Донно. Мой… друг.

Старушка вежливо кивнула в ответ на приветствие Донно и снова отвернулась к саду.

Морген нетерпеливо поманила его дальше, в дом. Пригнувшись, чтобы не задеть висящие над дверью колокольчики и охранные амулеты, Донно вошел вслед за Морген.

Почувствовал себя вдруг великаном… даже не так — парой великанов. Вместе с Морген они заполнили маленькую уютную кухоньку. Морген сгорбилась, сжалась, и Донно машинально провел рукой по ее спине, успокаивая.

Светлые деревянные стены, белые ажурные занавеси и акварели в рамках. На столе — клеенчатая скатерть, ваза с яблоками, гренки, нарезанный сыр, исходящая паром яичница с колбасками.

Мама Морген — худая невысокая женщина с шапкой седых волос и тревожно распахнутыми серыми глазами. Единственное сходство с дочерью — этот цвет глаз. Отец Морген — полный лысый мужчина, уже улыбается, и Морген, и Донно, вскакивает, едва не роняя стул.

Морген сразу начала тараторить, здороваясь, рассказывая о дороге, о погоде, удивляясь теплу, и Донно понял: опять боится. Знает: как только замолчит, мать начнет спрашивать.

Но женщина только сердито нахмурилась и попросила представить гостя.

— Это Кирилл, да?

***

Морген растерялась. Рослый бородатый мужик с мощными руками и мрачным взглядом ну вот никак не тянул на врача-терапевта из городской больницы… да и откуда мама знает, как зовут ее бывшего любовника? Не иначе сынок постарался, разболтал бабушке подробности… осведомитель юный…

— Это Донно, — стараясь казаться бодрой, сказала Морген. — Донно, это моя мама. Василиса Петровна, и папа — Викентий Саввович.

— Очень приятно, Донно… не расслышала?

— Просто Донно.

Улыбка Василисы несколько померкла, и ее муж постарался заполнить паузу, пригласил гостей к столу. Донно вручил хозяйке пакет из магазина и с осторожностью устроился на табурете с гнутыми ножками.

— А ваша бабушка? — спохватился он. — Ее нужно позвать?

— Нет, не надо, — сухо сказала Василиса Петровна. — Она уже позавтракала. Вы не беспокойтесь, сидите. Сейчас чай налью… или вам кофе?

Донно согласился на кофе, не зная, что этим заработал пару очков у хозяйки — кофе она любила варить и пить в компании, а мужу не позволяло давление.

— Ну молодец, хорошо, что этот хлеб купила, — сдержанно сказала Василиса Петровна, доставая продукты из пакета. — Твой отец не ходит в тот магазин, а знает ведь, что мне хлеб больше там нравится. Такого больше нигде не делают.

— Боги, Васечка, далеко же он, — засмеялся отец. — Это ж я целый час только за одним хлебом, что ли? А все остальное там дорого, сахар чуть ли не вдвое дороже. А в нашем и скидочки бывают, и…

— Ой, да помолчи, «скидочки», — отмахнулась Василиса Петровна. — Лучше принеси тарелки из буфета.

Морген попыталась помочь, несмотря на то, что сама недавно предупреждала Донно не лезть, мать отчитала ее и усадила за стол. Спустя четверть часа перед гостями стояло по тарелке яичницы с домашними колбасками, наскоро нарезанными овощами. Василиса Петровна нарезала хлеб толстыми ломтями, достала творог и еще сыра.

Донно помалкивал, только изредка отвечая на вопросы — не знал, насколько можно рассказывать обстоятельства их знакомства. Жевал очень мягкий, ватный белый хлеб, попутно удивляясь, как можно такой любить, следил за Морген.

Про Эвано расспрашивали, но Морген отделалась общими фразами: «не смог приехать», «у него свои дела» и прочее. Василиса Петровна выдала прочувственную и явно очень знакомую всем лекцию о важности образования и хорошей работы. Видимо, Эвано своими идеями сильно тревожил бабушку, и Донно стало понятно, почему Морген с отцом скрывают правду.

Потом Морген пошла помогать матери с бабушкой, а Викентий Саввович утащил Донно «к себе» — в мастерскую. До самого вечера Донно и Морген пересекались только эпизодически, но день пролетел совсем незаметно.

После ужина мама отловила Морген в коридоре. В руках у нее была стопка белья.

— Вам как стелить? — тихо спросила мама. — В твоей комнате, или ему отдельно?

Мама как всегда зрила в корень, и от ее проницательности и извечного стремления хотя бы косвенно контролировать происходящее, по спине Морген побежали ледяные мурашки.

Колебаться и раздумывать было глупо, да и не очень безопасно — потом от расспросов не скрыться, — поэтому Морген быстро сказала:

— В моей комнате. Да вообще, давай мне, я все постелю. Не надо беспокоиться.

Тут же пожалела.