– Ням, – сказала Нора. – Это ведь были конфетки?
Уолт удивленно моргнул:
– Нет, как я уже говорил, это были камни. Он сломал о них зубы.
Девочка ойкнула.
– Дуралей возмутился: «Эй! Они же на вкус как камни!» А Тупорыг…
Нора прыснула, указывая пальцем на Уолта.
– Вы сказали «рыг»!
– Не «рыг», а «рыл». Тупорыл.
– Тупорыг!
– Ладно, не бери в голову. Когда Дуралей пожаловался, что таблетки на вкус как камни, Тупорыл ответил: «Гляди-ка, а ты и правда становишься умнее!» – Уолт усмехнулся. – Забавная история, правда?
Нора смотрела на него во все глаза.
– А где дядя Генри?
– Во дворе, там у него дом на колесах.
– Он старик?
– Вроде того. Ну…
– Он забавный. Похож на ту голову.
– Какую голову?
– Из капусты.
– Что за голова из капусты?
– Ну, та. Которая упала на пол.
Уолт наконец понял.
– Так тебе понравилась сказка?
– Ага. – Девочка подтянула простыню к подбородку. Ее брат уже видел десятый сон. – Но этот Тупорыл мне не нравится.
– Мне тоже, – сказал Уолт. – Он свинтус. А теперь ложись-ка спать.
– Спокойной ночи. – Она перевернулась на бок и зарылась в одеяло.
Уолт чмокнул ее в щечку, затем уложил Эдди поудобнее, укрыл его и на цыпочках вышел из комнаты, оставив в столовой свет в качестве замены ночнику.
Айви лежала в постели. По-прежнему в очках, однако томик выпал из руки. Без сомнений, она спала. Уолт положил книгу на тумбочку и аккуратно снял с жены очки. Она промычала что-то во сне и сползла под одеяло. Он поцеловал ее в щеку, мимоходом задумавшись, вправе ли мужья в подобных ситуациях будить жен, или его представления о браке несколько устарели. Он решил не проверять. Будут и другие ночи.
Спать почему-то не хотелось, так что Уолт спустился в гостиную и зажег гирлянду на елке. В комнате сильно пахло хвоей. Он сел на диван, наблюдая, как мерцают блики на рождественских украшениях. Айви накупила много стеклянных, раскрашенных вручную игрушек под старину: Санта-Клаусов, улыбающихся лун, клоунов, потешных собачонок… Имелась даже серебристая голова младенца с тремя разными физиономиями. Каждое из лиц казалось слегка удивленным, словно все они наблюдали нечто чудесное и необъяснимое. Уолт поискал взглядом голову и, наконец, нашел ее среди стеклянных сосулек. Он любил эту игрушку больше прочих, как самую дурацкую и несуразную.
И вообще, он любил всю елку целиком – огоньки, мигавшие сквозь прозрачные сосульки, цветные шарики, похожие на крошечные планеты, аляповатые фигурки, – и сейчас, поздно вечером, ему охотно верилось, что елка вобрала в себя весь свет, все цвета и всю магию мироздания.
Уолт положил голову на диванную подушку. «Просто ненадолго прикрою глаза, – подумал он, – а потом пойду наверх, в спальню». Какое-то время он наблюдал за мерцавшими огоньками сквозь опущенные веки, представляя, будто Айви тоже пришла в гостиную и сидит рядом.
Часть вторая. Сомнение и решение
Человек задуман сомневающимся в себе, но не в истине[28]
Дрова были сырыми и вначале не выказывали ни малейшего желания возгораться. Только нещадно дымили. Как дым, подумал я, всегда предшествует пламени – так и сомнение предшествует принятию решения.
Глава 24
– Как думаете, что это?
Отец Махоуни взял одну из банок – ту, в которой покоилось отрезанное веко, – и покачал головой:
– Не знаю. Говорите, вы что-то услышали, когда сняли крышку?
– Человеческий крик. Так же отчетливо, как сейчас слышу вас.
– А мог это быть ветер?
– Мог. Но крайне сомневаюсь, – ответил Бентли.
– И что же это, на ваш взгляд?
– Точно не знаю. Не хочу сгущать краски, но меня беспокоит, не таятся ли на участке Лероя вещи похуже.
Махоуни молчал.
– Не подумайте, я не собираюсь бросить эти банки у вас на пороге, как двух младенцев-сироток. Но, насколько я могу судить, мы с вами оба стали участниками странных событий. – Бентли взмахом руки обвел сакристию: витражные окна, местами забитые досками, недавно побеленные стены со следами грязных слов… Второй слой краски тут явно не помешал бы. – Лерой разгромил вашу обитель. А кто-то еще из его шайки обрушил колокол в церкви Святого Антония и убил Симмса! Такое им с рук не сойдет! Настал час расплаты! И вот что я скажу. Хоть прежде у нас имелись разногласия – вы ведь, в конце концов, католик, – я всегда считал вас честным малым, и, надеюсь, обо мне вы того же мнения.
– Конечно, – кивнул Махоуни. – Протестант вы или нет, ваша преданность Церкви достойна восхищения. – Он улыбнулся.
Бентли ненадолго притих, погрузившись в раздумья.
– Я вам сейчас кое-что расскажу, – наконец произнес он. – После этого, возможно, вы заберете свои слова обратно.
Его собеседник с серьезным лицом предложил:
– Не хотите ли пройти в исповедальню?