Бунич Игорь – В центре чертовщины

В кабине самолёта всё шло как обычно. Майами сверкал далеко на юге, оттеняя

чёрный бархатный ковёр Эверглейдских болот, которому, казалось, нет конца. Голос

командира, всегда успокаивающе действующий на пассажиров, бодро прозвучал по радио:

“Добро пожаловать в солнечный Майами. Температура около 20 градусов. Сегодня

прекрасная ночь”.

Несколько минут спустя Лофт в кресле пилота, с левой стороны кабины, вслушивался

в бесстрастный голос диспетчера из пункта подхода к Майами:

— “Истерн" четыре-ноль-один. Курс влево один-ноль-ноль, три от указателя.

Разрешаю посадку на полосу 9. Доброе утро.

Утро ещё не наступило. Было только 23 часа 30 минут. Диспетчер закончил:

— Один-один-восемь-точка-три. “Истерн” четыре-ноль-один, пока.

Через несколько секунд командир Лофт ответил:

— Вышка, Майами. Это “Истерн” четыре-ноль-один. Только что развернулся на

конечную прямую.

Радио на минуту умолкло, потом словно издалека голос диспетчера спросил:

— Кто ещё вызывал?

Лофту не требовалось отвечать, это означало просто, что диспетчер был занят другим

самолётом. Лофт обернулся ко второму пилоту Стокстиллу и дал знак выпустить шасси.

— Давай, выбрасывай, — пошутил он.

Самолёт загудел и завибрировал, когда массивные шасси начали выдвигаться под

днищем машины. Затем снова раздался голос Лофта:

— Майами, вышка, вы слышите “Истерн” четыре-ноль-один? Только что

развернулись на конечную.

— “Истерн” четыре-ноль-один, тяжёлый. Продолжайте заходить на девятую, влево.

“Тяжёлый” означало, что самолёт принадлежал к классу больших реактивных машин.

Диспетчер пункта подхода передал самолёт командной вышке для корректировки

снижения и посадки. Лофт подтвердил:

— Продолжаю посадку. Всё в порядке.

Затем последовала окончательная проверка. Вот диалог между бортинженером Доном

Репо и командиром Лофтом: Репо:

— Даю зажигание. Не курить!

— Есть.

— Тормозная система?..

— О’кей, — подтвердил Лофт.

— Радиолокатор?..

— В норме.

— Панели гидросистемы?..

— Проверил.

Стокстилл в кресле второго пилота отмечал вслух скорость снижения: — Тридцать

пять, тридцать три...

Лофт, оглядев приборы, повернулся к Стокстиллу. На приборной панели горели

только две из трёх зелёных сигнальный ламп, означающих выпуск шасси.

— Берт, — спросил он, — рычаг шасси включён?

Репо, не отрывая глаз от приборов, доложил:

— Клапаны отбора воздуха у двигателя открыты.

Снова наступила тишина, потом — короткий обмен репликами, и Стокстилл

произнёс:

— Нет носового шасси.

— Придётся снова их убрать, — приказал Лофт. — Чёрт бы их побрал!

Раздалась сирена, предупреждающая о положении закрылков.

— Попробую выпустить их ещё раз, — сказал Лофт.

Стокстилл кивнул. Через несколько секунд сработала сигнализация заданной высоты.

С носовым шасси было что-то неладно.

— Сказать им, что мы дадим ещё круг? — спросил Стокстилл.

Самолет находился на высоте 1500 футов, постепенно снижаясь до 1000.

Сигнализацию откорректировали. Для тревоги пока не было причин. Шасси можно было

выпустить не только под гидравлическим давлением, но и вручную, в процессе свободного

падения, когда поток воздуха помогает закрыть замки. Лофт снова связался по радио с

аэродромом:

— Эй, вышка. Это “Истерн” четыре-ноль-один. Похоже, нам придётся сделать ещё

кружок. У нас не горит сигнал носового шасси.

Диспетчер немедленно отозвался:

— “Истерн” четыре-ноль-один, тяжёлый. Вас понял. Идите вверх. Прямо на две

тысячи. Передаю вас обратно пункту подхода, один-двадцать-восемь-шесть.

Лофт переключил радиоканал, потому что самолёт снова оказался в зоне подхода.

Незадолго до этих событий Лофт говорил одному своему приятелю. “Если возникают

проблемы с шасси, девять шансов из десяти, что вышла из строя лампочка, а не колесо”.

Сейчас его охватило такое же ощущение.

Закрылки были повёрнуты на 22 градуса, самолёт приготовился к подъёму на высоту

2000 футов, чтобы сделать круг. На часах было уже 23.34 — время, отведённое для

посадки. Самолёт летел под небольшим углом к посадочной полосе 9. Стокстилл

потянулся было снова поднять шасси, но Лофт сказал:

— Сначала прибавь давление на них, Берт. Молодец. А теперь плюнь на эти

проклятые колёса, пусть болтаются, пока мы не выясним, что с ними.

Стокстилл кивнул, а Репо со своего кресла обратился к Лофту:

— Может, стоит проверить лампочку?

— Ага, — отозвался Лофт. — Давай.

— Знаешь, Боб, — добавил Стокстилл, — ручаюсь, что это лампочка. Ты не можешь

выкрутить её?

Лофт в это время связался с пунктом подхода: — О’кей. Поднимаемся на две тысячи.

Один-двадцать-восемь-шесть.

Самолёт только что опустился ниже 1500 футов. Теперь ему предстояло подняться на

безопасные 2000 футов и там повернуть сначала на север, а затем на запад, описав

широкий круг. Было ровно 23.35. Скорость машины чуть превышала 180 узлов.

Неполадка могла произойти как с самим носовым шасси, так и с зелёной лампочкой,