Бунич Игорь – В центре чертовщины

— У меня хороший капеллан, — ответил “рейнджер”. — А разве не внушительно?

Действительно внушительно! В темноте проходов и галерей, в блеске синих боевых

фонарей, в доносящихся довольно ленивых выстрелах металлический голос ревел в

пустоту: “Die deutsche Soldaten!”

Интересно, если Елена Спарроу слышала всё это, что она могла подумать?

Откуда-то из-под земли в луче боевого фонаря появилась фигура в каске.

— Лейтенант Роджерс, сэр.

— Как обстановка? — спросил Окс.

— Они открыли огонь из своих проклятых ручных миномётов. У меня такое

впечатление, что там отсиживается целая дивизия, сэр. Я потерял ещё двух парней.

— Сейчас они запоют по-другому, — жёстко сказал Окс. — Укажите нам путь,

Роджерс.

“Линия фронта” обрывалась пустотой чернеющего, как зев людоеда, прохода. Пока

солдаты монтировали огнемёт, я внимательно вглядывался в проход, но ничего, кроме

неясного мелькания света время от времени, не видел. В одной из боковых ниш стоял

громкоговоритель. Я подполз туда.

— Отсоедините пластинку, — приказал я. — Дайте мне микрофон.

Связисты немного повозились в темноте.

— Готово, сэр, — сказал один из них, подавая мне микрофон на гибком кабеле.

— Повремените немного, Окс, — крикнул я и поднёс микрофон ко рту.

— “Внимание! Немецкие солдаты! Командование оккупационными силами армии

Соединённых Штатов обращается к вам с последним ультиматумом прекратить

бессмысленное сопротивление. Вам не может быть неизвестен факт подписания акта о

безоговорочной капитуляции вашим правительством, и вы должны сознавать

ответственность, которую вы берёте на себя, — я перевёл дыхание и продолжал. — Я

обращаюсь к вашему разуму, штурмбанфюрер Рихтер. Эрих Лозер в наших руках, и его

приказ потерял всякую силу...”

И тут-то началось. Шквал огня ринулся со стороны противника. Упоминание о

Лозере привело его в какой-то невероятный экстаз ярости. Однако минут через пятнадцать

стрельба утихла, и тогда-то вдоль мрачной темноты прохода, отмеченного на схеме Окса

как “Майн Стрит”, полыхнул огнемёт. И тут же под его прикрытием штурмовая группа

Роджерса ринулась в глубину прохода. Да, в таких боях, как этот, трудно что-то

противопоставить огнемёту.

Но бой продолжался, сдвинувшись, наконец, с мёртвой точки. Грохот стоял

неописуемый, были ещё убитые и раненые, но шестнадцать огнемётов, имевшихся в

распоряжении батальона, делали своё дело. Круг сужался, и мы впервые могли

полюбоваться на трупы в оборванной, полуистлевшей эсэсовской форме, которые их

товарищи уже не успевали утаскивать за собой. Немцы сопротивлялись исступлённо.

Небольшими партиями они просачивались через боковые галереи, пытаясь захватить или

вывести из строя огнемёты. В одном месте солдаты Окса отбили атаку с тыла, в другом —

огнемёт был разбит попаданием мины, в третьем — возникла яростная рукопашная

схватка, когда немцы появились откуда-то сверху. Первых пленных вели, а вернее, волокли

в монастырское подземелье. Яркие вспышки выстрелов, цветные линии трассирующих

очередей, буйное пламя огнемётов и чёрные силуэты людей, мечущихся в этом вихре огня,

создавали картину реального ада. Не наблюдал ли чего-то подобного Джотто, создавая

свои знаменитые фрески?

И наконец они не выдержали. После того, как солдаты роты “Д” вышли на

небольшую площадь, где стояли ёмкости с водой, и без передышки начали жечь

огнемётами проход, через который отступил враг, немцы сдались. Это было так

неожиданно, что никто сначала не мог поверить, как не могли мы когда-то поверить, что

война в Европе окончена. Поняв всё, мы включили прожектора и осветили испятнанные

осколками мин, прошитые очередями и страшно оплёванные огнемётами стены лабиринта.

Не проронив ни слова, мы смотрели, как в призрачном свете прожектора появился человек,

идущий по проходу навстречу нам. Он был бледен, даже бледнее того белого полотнища,

которое держал в руке. Лицо его обросло страшной щетиной, длинные волосы космами

спускались на остатки некогда щеголеватого мундира, на котором всё-таки сохранились

знаки различия штурмбанфюрера СС. Это был Рихтер, заместитель Лозера.

Он был страшен. Страшен своим диким видом и закрытыми глазами, которые уже не

могли выдержать никакого света. Но мы невольно обратили внимание на безукоризненно

вычищенный и смазанный автомат, висевший у него на груди. Рихтер не открывал глаз, но

чётко подошёл к нам и бросил автомат к нашим ногам. Мы вздрогнули от звука металла,

лязгнувшего по камню. После окончания боя тишина была ещё более оглушающей.

Напоминающий мертвеца офицер стоял перед нами, залитый серебристым светом, что ещё

больше делало его похожим на призрак. Казалось, что, не открывая глаз, он изучал нас.

Затем хриплым голосом он произнёс:

— Also, Frieden?