Да, кстати, — вспомнила Элен, — из архивов гестапо прислали целый набор
фотографий этой Лори, в основном на банкетах с немецкими офицерами.
Она подала мне конверт. На фотографиях Лори была мало похожа на себя, но тем не
менее это была она.
Я выбрал одну, где она сидела за столом, уставленном бутылками, в обществе
высокого худого подполковника в форме Люфтваффе, и сунул её в карман.
— А фотография Дегрея?
— Её нет. Я уже выясняла. В делах французской полиции фотографии его не
сохранилось, а архивы муниципалитета погибли.
— В конце концов, возможно, что этот комиссар зря беспокоится. Лори могла
остаться на работе, жить у подруги или у любовника. Она же не докладывает о каждом
своём шаге в полицию.
— А что же это за тип в штатском, которого приняли за нашего парня? — спросила
Элен.
— Вы знаете, Элен, — ответил я, — мне вся эта история что-то чертовски не
нравится. Я поеду на улицу 12-ти Колоколов и выясню всё сам. Мне кажется, что с ней
что-то случилось. Надо это выяснить, ведь мы носим на рукавах знак службы
безопасности.
— А что вы передо мной оправдываетесь, — улыбнулась Элен, — поезжайте и
выясняйте. А я скажу старику, что вы направились на армейские склады выбивать шоколад
для наших “детишек”. И не забудьте посмотреть собор Шатле. Может быть, наша
интендантская служба уже оборудовала там пивной бар, так что совместите полезное с
приятным.
III
Мемориальная доска, установленная на соборе Шатле, гласила, что собор воздвигнут
по приказу короля Людовика XIII в день рождения инфанта в 1637 году. Бара в соборе,
естественно, не было, но он был неподалёку, я видел вывеску. Собор находился на углу
улицы 12-ти Колоколов и Вольдемар Авеню, недалеко от какой-то станции метро. Это
была типичная часть старого Парижа с его узкими улицами, старинными домами,
облезшими от времени и превратностей войны. Дом № 3 почти примыкал к собору, его
окна выходили в разбитый при соборе сад. Я вошёл к консьержке — опрятно одетой
старушке, которая настолько была напугана событиями последних лет, что для неё
появление человека в военной форме явно ассоциировалось с неприятностями.
— А что вас, собственно, интересует, месье? — спросила она тоном, не
предвещающим ничего хорошего. — Что вы все привязались к бедной девушке? В наше
время совершенно невозможно иметь приятную внешность, чтобы к тебе не приставали на
каждом углу и не давали прохода.
— Видите ли, — сказал я, — меня интересует, когда вы её видели в последний раз.
— А кто вы, собственно, такой, чтобы задавать такие вопросы? — спросила
консьержка. — Неужели вы думаете, что я буду распространять сплетни о жильцах нашего
дома!
Я понял, что если скажу, что я представитель службы безопасности американской
армии, то уж точно ничего не узнаю. Поэтому я просто сунул в руку старушке 10 долларов.
— Лори — очень хорошая девушка, месье, — быстро заговорила консьержка, —
уверяю вас, месье. Я не могу сказать о ней ничего плохого, такая скромная, работящая.
Такие девушки были только во времена моей молодости, а сейчас их почти не осталось...
— Я всё это знаю, — оборвал я её лекцию о нынешней молодёжи, — меня
интересует, где она сейчас.
— Не знаю, месье, — вздохнула старушка, — такое время, всё может случиться, уже
четыре дня мадемуазель не приходит домой. Позавчера приходил к ней один господин из
полиции...
— Да, да, — оживился я. — Почему вы решили, что этот господин из полиции? Он
предъявил вам удостоверение или жетон?
— Нет, месье. Он ничего не предъявлял. Он просто поднялся к мадемуазель, пробыл
там минут двадцать и ушёл.
— А почему вы пропустили его?
— Даже не знаю, месье. Я обычно не пропускаю посторонних. Но тут на меня что-то
нашло. Я сама открыла ему дверь, а он, уходя, дал мне пять франков.
Я подумал, что оказался щедрее и спросил:
— Как он выглядел?
— Такой высокий, плечистый шатен, — ответила старушка, — в светлом плаще. Лет
28-30.
— И у него шрам на щеке? — быстро спросил я.
— Да, месье, — растерянно поглядела на меня консьержка. — Вы его знаете.
— Немного. Что он взял?
— Какие-то бумаги, месье. Я стояла на площадке, он вышел, и я заметила у него в
руках пакет, завёрнутый в бумагу. Я подумала, что это какие-нибудь документы.
— Вы хотите подняться к ней в комнату, месье?
— Нет. Мне там, вероятно, нечего уже делать. Он забрал свои фотографии, — я
должен был это подумать, но сказал вслух.
— Какие фотографии? — спросила старушка. Но я уже шёл к своему “джипу”,
оставленному на углу.
“Теперь в клинику, — решил я. — Если и там ничего не знают, то будем её искать.
По-видимому, этот Дегрей — хорошая штучка!”
Клиника находилась недалеко от Сен-Жерменских ворот, но доехать до них было не
так просто. На улицах было полно народу — шлялись наши патрули, перемешанные с