Бунтари и воины. Очерки истории донского казачества

«Злодеи в кратковременную бытность в донских станицах принуждали людей присягать и служить будто следующему в их главной толпе императору Петру Федоровичу, вели с собою, противящихся казнили, вешали и убивали до смерти, лошадей и воинские принадлежности брали на обмундирование себе, грабили пожитки и резали скот на пищу»^{117}.

В Березовской пугачевцы потребовали станичный табун и выбрали из него самых лучших лошадей. В Малодельской повесили двух казаков. В Заполянской жестоко избили атамана и двух стариков за отказ дать им овса и сена. Жителей охватил несказанный ужас. Люди бежали в лес, бросая имущество. Женщины умоляли мужчин не оказывать бунтовщикам сопротивления, предлагали встретить их хлебом-солью, лишь бы спастись от смерти. Воины, видавшие виды, колебались. Даже старшины не проявили обычной решительности, запуганные народной молвой о несметном числе мятежников.

Узнав об отъезде Себрякова, Сулин назначил походным атаманом ополчения войскового старшину Луковкина и приказал ему немедленно отравиться на Медведицу, сформировать там три полка и выступить против мятежной вольницы. Решить эту задачу было непросто. Верховые казаки усомнились в болезни своего командира, но заподозрить его в трусости не посмели, не было оснований, ибо он пользовался репутацией героя и на самом деле был таковым.

— Мы готовы идти на злодея, но у нас нет главного начальника, — кричали они, — видно, это не Пугач, а государь, ежели Михаил Сидорович уехал, кабы не так, он остался^{118}.

Целых двенадцать часов убеждал Луковкин казаков и добился-таки успеха — поверили станичники. В самую полночь выступил он в поход, отмахал восемьдесят верст, запарил лошадей, уморил людей, внезапно напал на бивуак повстанцев и разбил их в пух и прах. В следующие два дня было покончено с другими отрядами пугачевцев, решивших поискать удачи на Дону.

Один из мятежников, «полковник» Акиев, был взят казаками в плен и доставлен в Черкасск. Под сенью петли прочли ему приговор, привязали веревками к кованым кольцам, вбитым в эшафот, отпустили от щедрот Петра Ивановича Панина триста шестьдесят ударов кнутом, потом отрезали уши в назидание другим. Испустил дух незадачливый герой российской кровавой истории.

Себряков, отъехавший в опасное для империи время в Новохоперскую крепость лечить свой геморрой с лихорадкой в придачу, был предан суду, который, однако, окончился для него вполне благополучно — высочайшим помилованием.

Наградой Луковкину были чин армейскою полковника, Золотая медаль с портретом императрицы, должность судьи войсковой канцелярии и, конечно же, «уважение сограждан» — ценили в России преданных престолу людей.

11. Служба на Царицынской линии

Ох, и трудна же была служба на Царицынской линии, протянувшейся на сотни верст от донской Качалинской станицы до Астрахани. Еще со времен Елизаветы Петровны на всем этом степном малолюдном пути отправляли донцы почтовую гоньбу. И в метель, и в дождь, и в холод, и в зной впрягали они своих отощавших лошадей в тарантасы и кибитки, чтобы докатить какого-нибудь чванливого курьера или важного чиновника до соседней станции. Животные, изнуренные беспрерывной ездой и бескормицей, уныло тащились по разбитому или заснеженному тракту, вызывая раздражение нетерпеливых пассажиров, безжалостно отпускавших оплеухи и зуботычины невинным кучерам. Поэтому и ожидали казаки смену себе, как награду за невыносимые муки.

— Удивляюсь я, — сочувствовал царицынский комендант И. Циплетев очередному атаману линейцев, — почему Войско Донское так долго терпит и не просит Военную коллегию об устранении от таких тягостей. Истинно бедные казаки жалости достойны.

Особенно трудным выдался семьдесят четвертый год. Окрестные крестьяне бунтовали. На почтовых дорогах усилился разбой. Многие казаки загнали своих лошадей и, не вынеся царской службы, переметнулись на сторону самозванца. Наказной атаман Сулин понял, что дальше тянуть нельзя, собрал кое-как команду в шестьсот человек и, вручив ее под начало старшины Василия Перфилова, отправил на линию на смену той, что уже отмыкала свой срок. И надо сказать, пришла она вовремя. Мятежники подходили к Царицыну, а защищать его было некому. В распоряжении коменданта Циллетева находилось всего четыре гарнизонных роты и три сотни вооруженных добровольцев. Пугачев же вел за собой не менее пяти тысяч человек, одушевленных недавней победой на реке Пролейке, описанной А. С. Пушкиным. Это привело «город в такой страх, что едва мог колеблющийся народ бодрствовать и мужаться». В самую горячую пору работ по укреплению оборонительных сооружений крепости некоторые обреченно говорили:

— Напрасно трудимся, скоро все достанется батюшке Пугачеву.