Бусидо. Кодекс чести самурая

Согласно кодексу бусидо, когда затронута честь, смерть становилась ключом к решению многих сложных проблем, поэтому честолюбивому самураю уход из жизни по естественным причинам казался довольно пресным, во всяком случае не такого он себе желал. Рискну сказать, что многие добрые христиане, если бы были достаточно честны, признались бы, что их по крайней мере тронуло, если не восхитило высшее самообладание, с которым Катон, Брут, Петроний и еще множество достойных людей античности положили конец своему земному существованию. Сомневаюсь, что буду слишком дерзок, намекнув, что и смерть первого из философов отчасти была самоубийством. Когда его ученики в малейших подробностях рассказывают, как их учитель добровольно подчинился вердикту государства, который считал нравственно ошибочным, хотя имел возможность бежать и как он собственными руками поднял чашу с цикутой и даже совершил возлияние смертоносного напитка, разве мы не видим во всех его поступках акт самопожертвования[146]? Тут отсутствовало физическое принуждение, как при обычной казни. Правду сказать, вердикт суда имел приказной характер: «Ты умрешь – от собственной руки». Если самоубийство означает исключительно смерть от собственной руки, то Сократ, безусловно, был самоубийцей. Но никто не обвинил бы его в этом преступлении, и Платон, не одобрявший добровольного ухода из жизни, не назвал своего учителя самоубийцей.

Теперь мои читатели поймут, что сэппуку не было простым процессом самоубийства. Это был узаконенный и церемониальный акт. Изобретенное в Средние века, сэпукку представляло собой действие, посредством которого воины могли искупить свои преступления, загладить ошибки, избежать позора, оправдать друзей или доказать свое чистосердечие. Когда сэппуку было принудительным, то есть законным наказанием, его совершали с надлежащими ритуалами. Это было утонченное самоуничтожение, и никто не мог бы совершить его без присутствия духа и выдержки, и по этим причинам оно особенно подходило воинскому сословию.

Любовь к истории, если не иные соображения, искушает меня привести здесь описание этой старинной церемонии, но учитывая, что такое описание уже вышло из-под пера гораздо более одаренного писателя, чью книгу в наши дни читают нечасто, я рискну привести довольно пространную цитату. В своих «Рассказах о древней Японии» А.Б. Митфорд[147]

, приведя перевод трактата сэппуку из редкой японской рукописи, описывает далее пример подобной казни, которой он лично был очевидцем:

«Мы (семеро иностранцев) были приглашены японцами в качестве свидетелей в хондо, центральный зал храма, где должна была проходить эта церемония. Это была очень впечатляющая сцена. Огромный зал с высоким сводом, опирающимся на темные деревянные колонны. С потолка спускалось множество позолоченных ламп и украшений, которые обычны для буддийских храмов. Перед высоким алтарем, там, где пол, покрытый прекрасными белыми коврами, поднимался над землей на три-четыре дюйма, был расстелен алый войлочный коврик. Длинные свечи, расставленные на равных расстояниях друг от друга, озаряли все вокруг призрачным и таинственным светом, настолько тусклым, что он едва позволял следить за происходящим.

Семеро японцев заняли свои места по левую сторону от возвышения перед алтарем, а мы, семеро чужеземцев, были проведены направо. Больше в храме никого не было.

Через несколько минут беспокойного ожидания в зал вошел Таки Дзэндзабуро[148]

, крупный тридцатидвухлетний мужчина благородной наружности, наряженный в церемониальные одежды с особыми пеньковыми крыльями, которые одеваются по торжественным случаям. Его сопровождали кайсяку и трое официальных чиновников, одетые в дзим-баори – военные мундиры, отделанные золотом.

Следует заметить, что понятие кайсяку означает не совсем то, что наш палач. Для исполнения этой миссии выбираются только благородные мужи; во многих случаях эту роль исполняет кровный родственник или друг осужденного, и отношения между ними соответствуют скорее отношением начальника и подчиненного, чем жертвы и палача. В этом случае кайсяку был ученик Таки Дзэндза-буро, – он был выбран товарищами последнего из всего круга его друзей по причине высокого мастерства в фехтовании мечем.

Вместе с кайсяку, по левую руку от него, Таки Дзэндзабуро медленно приблизился к японцам, и оба поклонились семерым свидетелям. Потом они подошли к нам, и приветствовали нас таким же образом – возможно, даже с большим почтением. В обоих случаях ответом был такой же церемонный приветственный поклон. Медленно и с огромным достоинством осужденный поднялся на возвышение перед алтарем, дважды низко поклонился ему и присел на войлочном коврике спиной к алтарю. Кайсяку склонился по левую сторону от него.