Бусидо. Кодекс чести самурая

Пусть владение мечом и сходные упражнения лишь изредка имели практическое применение, они служили благотворным противовесов в остальном сидячему образу жизни женщины. Однако физическими упражнениями занимались не только ради здоровья. В случае необходимости женщины могли применить свои боевые навыки в деле. Когда девушки достигали возраста женщины, им дарили кинжал кайкен, который можно было вонзить в грудь обидчика или, если придется, в собственную. Второе случалось довольно часто, и все же я не стану строго судить таких женщин. Даже христианская совесть с ее отвращением к самоубийству не отнеслась бы к ним сурово, учитывая, что двух самоубийц, Пелагию и Домнину, канонизировали за их непорочность и благочестие. Когда японская Виргиния[168] видела, что ее целомудрие под угрозой, она не дожидалась кинжала своего отца. Ее кинжал всегда был при ней, у нее за пазухой. Для девушки позором было не знать, как правильно покончить с собой. Например, хотя ее мало учили анатомии, она должна была знать, в каком именно месте перерезать горло, как перевязать ноги поясом, чтобы после смертельной агонии ее тело было найдено в целомудренной позе с благопристойно сложенными конечностями. Разве такая предосторожность не достойна христианки Перпетуи или весталки Корнелии

[169]? Я бы задавал подобный вопрос, если бы не распространенное заблуждение, возникшее из-за наших обычаев при купании и прочих мелочей, что японцам неизвестно понятие целомудрия[170]

. Напротив, целомудрие было главной добродетелью самурайской женщины, которое ценилось превыше самой жизни.

Одна молодая женщина, попав в руки к грубым солдатам и понимая, что ей грозит опасность насилия, сказала, мол подчинится их воле при условии, если сперва ей будет позволено написать письмо сестрам, которых война раскидала по всей стране. Когда послание было закончено, она побежала к ближайшему колодцу и спасла свою честь, утопившись в нем. Оставленное ею письмо заканчивается такими стихами:

Из страха, что ее сокроют светГряды тяжелых туч,

Бежит луна младая.

Несправедливо было бы заставить читателей думать, что нашим высочайшим идеалом в женщине была исключительно мужественность. Отнюдь нет! От нее требовались другие умения и совершенствования более изящные. Музыка, танцы и литература не оставались без внимания. Женщины писали прекрасные стихи, выражая в них свои чувства. Вообще женщины сыграли важную роль в истории японской художественной литературы. Танцам учили (я говорю не о гейшах, а о дочерях самураев) только для того, чтобы сгладить угловатость движений. Музыкой они должны были радовать отцов и мужей в часы досуга, поэтому музыке учились не ради техники исполнения или искусства как такового, ее конечной целью было очищение сердца, поскольку, как говорили тогда, невозможно достичь гармонии звуков, если нет гармонии в сердце музыканта. Здесь мы снова замечаем тот же руководящий принцип, что и в воспитании юношей: достижения на ниве образования оставались подчинены нравственному совершенствованию. Музыкой и танцами занимались ровно в той мере, чтобы придать жизни красоту и изящество, но никогда ради поощрения тщеславия и оригинальности. Я разделяю чувства одного персидского принца, который, когда его в Лондоне пригласили на бал, в ответ на предложение принять участие в увеселениях, прямо заявил, что в его стране хозяева предоставляют для этих целей девушек особого рода.

Наши женщины совершенствовались в искусствах не на показ или не ради восхождения по социальной лестнице. Их таланты были для домашних увеселений, и если женщина блистала ими на званых приемах, то только в качестве хозяйки дома, – иными словами, это было частью гостеприимства.