Бусидо. Кодекс чести самурая

Надеюсь, читатели не обвинят меня в излишне рьяном оправдании рабского подчинения. В значительной мере я согласен с эрудированно и аргументированно отстаиваемой теорией Гегеля, согласно которой, история есть становление и самораскрытие свободы. Я хочу лишь донести до читателей, что учение бусидо в целом настолько пронизано духом самопожертвования, что требовало его не только от женщины, но и от мужчины. Поэтому, пока влияние принципов бусидо полностью не изжито, наше общество не разделит взглядов, резко высказанных одной американской защитницей прав женщин: «Пусть все дочери Японии восстанут против древних устоев!» Возможен ли успех подобного бунта? Улучшит ли он положение женщины? Возместят ли права, полученные таким бесцеремонным способом, утрату той кротости нрава и той мягкости манер, которые в настоящий момент составляют ее наследие? Разве за отказом римских матрон от домашних дел не последовало моральное разложение, столь вопиющее, что недостойно упоминания? Может ли американская сторонница реформ поручиться, что бунт наших дочерей есть истинный путь, по которому должно пойти их историческое развитие? Все это серьезные вопросы. Перемены должны произойти, но они произойдут без экстремизма! А пока давайте посмотрим, действительно ли положение женщины, предписываемое кодексом бусидо, было так скверно, чтобы оправдать бунт.

Мы часто слышим о той чисто внешней почтительности, которую европейские рыцари оказывали Богу и прекрасной даме. Однако есть достаточно исторических сведений о грубости нравов рыцарей, и о том, что их галантность подразумевала недозволенную любовь. Влияние рыцарства на положение слабого пола дало пищу для размышлений многим философам. Мсье Гизо[174]

утверждал, что феодализм и рыцарство оказывали полезное влияние, а по мнению Герберта Спенсера, в военизированном обществе (каковым и является феодальное общество) женщина неизбежно занимает низкое положение, которое улучшается лишь по мере развития промышленности. Какая же из этих теорий верна в отношении Японии? В ответ я мог бы сказать, что правы обе. Класс воинов в Японии составляли самураи числом около двух миллионов душ; над ними стояли военные феодалы дайме, а также приближенные императора благородного происхождения – кугэ. Эти сибариты высшего дворянства только назывались воинами. Ниже класса воинов были простолюдины: ремесленники, торговцы и крестьяне – люди мирного труда. Таким образом то, что Спенсер приводит в качестве характерных признаков общества военного типа, ограничивалось исключительно классом самураев, тогда как признаки общества индустриального типа применимы к низшим и высшим классам. Это наглядно иллюстрирует положение женщины, поскольку ни в каком другом сословии она не имела свободы меньше, чем в самурайском. Как ни странно так говорить, но чем ниже был социальный статус, например, среди ремесленников, тем больше равенства было в положении мужа и жены. И среди высшего дворянства разница в положении полов тоже была не так заметна, главным образом потому, что почти не было возможностей для проявления этой разницы, ведь праздные придворные стали в буквальном смысле женоподобными. Тем самым теория Спенсера полностью верна для Древней Японии. Что касается Гизо, то те, кто читал его описание феодального общества, припомнят, что он рассматривал главным образом высшее дворянство, поэтому его обобщения могут относиться только к дайме и кугэ.

Я был бы повинен в том, что погрешил против исторической правды, если бы с моих слов можно было предположить, что, согласно правилам кодекса бусидо, женщина занимала исключительно низкое положение. Спешу заметить, что женщину не считали равной мужчине, но пока мы не научимся проводить различие между отличиями и неравенством положения, по этому вопросу всегда будут возникать недоразумения.