Преобразование Японии есть факт, очевидный для всего мира. Естественно, что в столь титаническом труде слились различные мотивы, но если нужно назвать главный, то без колебаний им можно назвать бусидо. Когда мы открыли страну для иностранной торговли, когда мы ввели последние достижения прогресса во все сферы нашей жизни, когда мы начали изучать западные политику и науку, мы руководствовались мотивами не развития физических ресурсов и увеличения благосостояния, и тем более не стремились слепо копировать западные обычаи. Один знаток восточных институтов и народов[195]
, писал: «Нам каждый день говорят о том, как Европа повлияла на Японию, и забывают, что все перемены на островах произошли изнутри, что не европейцы учили Японию, а она сама решила учиться европейским методам организации, как гражданской, так и военной, и пока делает это весьма успешно. Она импортировала европейскую техническую науку, как Турция за несколько лет до того импортировала европейскую артиллерию. Это не влияние в сторогом понимании, разве только Англия находится под влиянием Китая от того, что покупает у него чай. Где тот европейский апостол [вопрошает автор], философ, политик или агитатор, который преобразовал Японию?»[196] Таунсенд сумел понять, что источник преобразовавшей Японию силы лежал исключительно в нас самих. Прояви он интерес к нашей психологии, то с присущей ему наблюдательностью легко убедился бы, что этот источник не что иное, как бусидо. Чувство чести, когда для человека нестерпимо, когда на него смотрят сверху вниз, – вот в чем заключался сильнейший мотив. Финансовые и промышленные соображения возникли позднее уже в процессе реформ.Влияние бусидо по-прежнему ощутимо на каждом шагу. Чтобы заметить это, достаточно мимолетного взгляда на жизнь японцев. Прочтите Херна, самого красноречивого и правдивого толкователя японского склада мышления, и вы увидите в его трудах влияние бусидо. Общая вежливость народа, доставшаяся нам в наследство от самураев, слишком хорошо известна, чтобы еще раз на ней останавливаться. «Япошки» доказали свою выдержку, стойкость и храбрость во время Китайско-японской войны[197]
. «Есть ли народ более преданный и патриотичный?» – этот вопрос задают многие, и за возможность гордо ответить: «Нет!» – мы должны благодарить благородные принципы рыцарского кодекса.С другой стороны, справедливо будет признать, что бусидо в большой мере несет ответственность также за изъяны и недостатки нашего характера. Неразвитость у нас глубокомысленной философии (хотя некоторые наши молодые люди уже добились международного признания в области науки, ни один не добился чего-либо на поприще философии) можно возвести к тому, что бусидо мало внимания уделяло метафизическим учениям. Наше чувство чести в ответе за чрезмерную чувствительность и обидчивость, и тщеславие, в котором обвиняют нас иностранцы, тоже следствие искаженных представлений о чести.
Если вы были Японии, то возможно не раз видели молодых людей с растрепанными волосами, в самой жалкой одежде, с большой палкой или книгой в руке, которые брели по улице с видом полного равнодушия к земным делам? Это сесэй (студент), для которого земля слишком мала, а небо недостаточно высоко. У него свои теории о жизни и вселенной. Он живет в воздушном замке и питается вечными словами мудрости. В его глазах горит огонь честолюбия, его ум жаждет знания. Нужда – лишь стимул, подстегивающий его двигаться вперед, мирские блага, по его представлениям, – кандалы, сковывающие его натуру. Он – воплощение верности и патриотизма. Он – самопровозглашенный хранитель национальной чести. При всех его достоинствах и недостатках он – последний осколок бусидо.
Сколь бы глубоко ни коренилось и какое бы мощное воздействие ни оказывало по сей день бусидо, как я уже говорил, его влияние неосознанное и безъязыкое. Сердце народа, само не зная почему, откликается на обращение к тому, что народ унаследовал, поэтому одна и та же этическая идея, выраженная в новом термине, либо в старых понятиях бусидо, имеет совершенно разную силу воздействия. Один христианин, которому никакое пасторское увещевание не помогало удержаться от морального падения, сошел со своего порочного пути, когда услышал призыв к верности и преданности, в которой однажды поклялся своему Учителю. Слово «верность» пробудило в нем все благородные чувства, которым он позволил охладеть. Ватага буйных юнцов затеяла длительную «студенческую забастовку» в колледже по причине своего недовольства одним преподавателем, но разошлась после того, как ректор задал им два простых вопроса: «Ваш профессор человек безупречный? Если так, то вы должны уважать его и он должен остаться. Он слаб? Если так, то недостойно мужчины толкать споткнувшегося». Некомпетентность преподавателя в науках, послужившая причиной беспорядков, утратила свое значение в сравнении с нравственными вопросами. Если пробудить чувства, вскормленные бусидо, можно достичь нравственного обновления огромных пропорций.