Делец этот в прошлом никогда не питал чувств к Цзинь Цивэнь. Более того, в 1948 году он продал все ее имущество и бежал из дома, но, видимо, вправду говорят, что самым переменчивым существом на свете является человек. Сначала он скрывался в Гонконге, потом переехал в Канаду. Пустив украденные ценности в оборот, изворачиваясь как только можно, он в конце концов разбогател, а в безжалостной конкурентной борьбе за выживание ему пришлось отказаться от некоторых привычек; женился на иностранке, произвел на свет несколько метисов. Теперь достиг положения, приобрел имя, мог уйти на отдых. Сейчас он воротила в торговле. Его жена-иностранка умерла от болезни, управление делами взял в свои руки старший сын, и старик, вдруг словно пробудившись от глубокого сна, почувствовал угрызения совести за прошлую беспутную жизнь, даже стал вегетарианцем и поклонником Будды. Теперь он искал и жадно читал все о континентальном Китае. Его тревожила тоска по родине, печальный образ Цзинь Цивэнь не раз вторгался в его сновидения, и он, взяв с собой старшего сына, прибыл в Китай. Когда перед встречавшими его людьми он пел дифирамбы заслугам и благодеяниям коммунистической партии, успехам социализма, вроде бы объяснялось это не его лицемерием, а раскаянием. Ему хотелось всем сердцем поклясться в том, что он все свои скромные силы посвятит процветанию отчизны и укреплению ее могущества.
Рассказывали, будто этот бизнесмен не смог сдержать обильных старческих слез, когда увидел Цзинь Цивэнь, живущую в одной-единственной комнатушке. При этом он искренне полагал, что она все двадцать с лишним лет день и ночь ожидала возвращения любимого мужа. В торжественной форме он высказал желание увезти ее в Канаду и там охранять ее старость во имя искупления своей прошлой вины. Присутствовавшие на их встрече даже захлопали в тот момент, когда делец приказал своему сыну-метису отдать поклон Цзинь Цивэнь, и патлатый, одетый в европейский костюм молодой человек послушно склонился.
Но Цзинь Цивэнь крайне разочаровала дельца. Она тихо сказала:
— Нет. Никуда я не поеду. Я привыкла жить одна. И даже благодарна тебе. В тот год, когда ты скрылся с ценностями, я научилась жить собственным трудом. Сначала я расщепляла слюдяные пластинки, потом клеила картонные коробки, и мой вклад в общее дело был совсем маленьким. Теперь я разрисовываю яичные скорлупки, посмотри, они тут, на столе. Посмотри и на стену, на эту грамоту — в прошлом году мне ее вручила фирма по изготовлению предметов декоративно-прикладного искусства. Эти скорлупки отправляют и в вашу Канаду, обменивают на валюту для нашей страны, они прославляют наше государство. Такая жизнь меня устраивает. Нынче ты приехал, чтобы навестить меня, извинился за прежние грехи, и я не сержусь на тебя. Желаю тебе больше делать добрых дел в будущем.
Но канадский бизнесмен не терял надежды, перед уходом он сказал:
— Ты как следует подумай. Все-таки годы человека не щадят, даже если служишь народу, все равно когда-то надо на покой. Я готов приехать за тобой в любое время.
Таким образом, на улице и в переулках начали распространяться всевозможные версии о скорых сборах княжны в путь, в Канаду.
Однажды в конце лета, когда вечером солнце уже склонялось к западу, я подошел к домику Ши. Дверь у него никогда не запиралась, в замках нужды не было. Как и прежде, я просто толкнул створки и вошел внутрь. В комнате никого не оказалось. Раздосадованный, я пошел прогуляться по тихой улице. На небе громоздились золотисто-красные, как вата, облака, вечерний ветерок доносил пьянящие запахи мимозы. Завернув за угол, я увидел несколько высоких софор впереди у обочины дороги. Заметил я и девушку с двумя косичками — наклонившись, она сметала в кучу семена софоры, густо усеявшие землю под деревьями. И когда я как раз разрешал загадку, почему так много семян оказалось на земле под деревьями, вдруг из-за толстого ствола появился человек, державший в руках большой бамбуковый шест с крючком на конце, им он сосредоточенно сбивал с дерева семена. Да это же дядюшка Ши! Я окликнул его.
Увидев меня, он опустил шест, полой куртки вытер пот со лба и, указывая на девушку, обронил:
— Дочка почтенного Гэ!
Потом, обратившись к девушке, показал на меня:
— Учитель из школы. Поздоровайся с дядей!
Девушка была худощавой, высокой, глаза ее и брови напомнили мне покойного Гэ. Она приветствовала меня.
— Тебя перевели обратно в город? — спросил я ее.
Покраснев, она смущенно ответила:
— Нет, маме одной тут жить трудно. Дядюшка Ши помог мне прикрепить крюк к шесту, научил сбивать семена. Продаю в аптеку.