Человек из Назарета

Правда, справедливости ради, нужно сказать, что идея выйти за Ирода Антипатра пришла в голову, скорее, самой жене Филиппа, Иродиаде, к ужасу как раввинов, так и простых израильтян, свято почитавших закон, данный Моисеем. Ей захотелось стать супругой Ирода потому, что скуповатый Филипп не смог утолить ее жажду властвовать, как, собственно, и иные формы жажды, удовлетворение коих происходит в постели. Филипп ничего не имел против бегства жены и сквозь пальцы смотрел на совершаемый ею грех, потому что был рад избавиться от нее и надеялся, что его слабовольный и охочий до радостей плоти брат (вполне безобидный; не тиран, хотя и не слишком разумный и умеренный правитель) по причине полной беззаботности своей даст ей все, что она пожелает, – власть в провинции, голос в совете, возможность удовлетворить свою природную жестокость, что, кстати, послужит отличной заменой недостатка плотских удовольствий, в доставлении которых женщине Ирод Антипатр был еще менее квалифицирован, чем его брат (а брачная постель, как известно, – это рынок, и если у тебя нет одного товара, ты за ту же цену можешь предложить другой).

Мне немного не по себе оттого, что я вынужден рассказывать о брачных привычках и предпочтениях как царствующих особ, так и их подданных. Ирод Антипатр в молодости изрядно поистаскался и порастратил свою способность к наслаждению обычными радостями жизни, а потому в зрелые годы, чтобы получить удовольствие от любви, ему приходилось прибегать к самым фантастическим ухищрениям, которые только способно было предложить ему его изощренное воображение. Иродиада, которой Филипп совершенно неожиданно для себя сделал дочь, названную впоследствии Саломеей, поначалу не осознала, увлеченная открывшимися для нее возможностями наслаждаться властью, что главное, что привлекало Ирода в законном с нею браке, это возможность инцест приправить инцестом. Ибо в своем странствии по царству Эроса он достиг уже таких окраин, что единственное, что могло его возбуждать, была юная плоть, принадлежавшая существам обоих полов, а плоть Саломеи, хоть и женская, была, безусловно, юна.

Нет, Ирод Антипатр не требовал немедленного соития – он уже неторопливо и обстоятельно входил в состояние полной импотенции. Но видеть юное тело обнаженным, полуобнаженным, медленно освобождающимся от одежд, да еще желательно – изгибающимся, тяжело и страстно дышащим, имитирующим движения, принятые в акте любви, – все это заставляло отдельные члены (точнее – один член) тетрарха слегка набухать, и если в этот день боги – не имеющие никаких родственных связей с Богом Израиля – улыбались Ироду, то все заканчивалось вялой поллюцией. Как я уже сказал, мне неловко излагать такого рода обстоятельства – не менее чем моему читателю о них слышать; но я также говорил, что моя обязанность рассказчика заставляет меня не опускать в повествовании и самых грубых житейских подробностей – исключительно и только ради правды.

Иродиада была красивой женщиной, но красота ее превзошла саму себя во время кровосмесительной брачной церемонии, когда, одетая в наряд невесты, с видом самым соблазнительным, во главе процессии она шла рука об руку со своим мужем-тетрархом. Оба они были облачены в одеяния из шелка и парчи, украшенные мириадами сияющих драгоценных камней. Оркестр из флейт, труб, барабанов и цимбал играл торжественные мелодии, а юные девы бросали цветы на дорогу, по которой шла отвратительная пара. Загипнотизированные роскошью процессии, подданные царя Ирода стояли по сторонам дороги и приветствовали новобрачных, причем многие делали это вполне искренне. А над толпой возвышался лохматой головой и обвислыми плечами некто с суровым взглядом, который при прохождении пары воскликнул:

– Ирод! Царь Ирод! Ирод Антипатр!

Солдаты попытались затолкать говорящего в толпу, подальше от глаз тетрарха, но лохматый, похоже, не собирался уступать, желая немедленно обратиться к тетрарху. Ирод же сказал своей невесте:

– Это мой дальний родственник, дорогая. Я слышал, что Иоанн, сын Захарии, стал чем-то вроде пророка, но никак не ожидал встретить его здесь. – И, обратившись к солдатам, приказал: – Пропустите его.

А когда тот вышел из толпы, спросил:

– Ты ведь Иоанн, верно? Чудесное дитя бесплодного старческого лона. Я ведь не ошибся? Мне не нравится, как ты оделся на мою свадьбу, но, видно, делать нечего. Говори!

– Ирод, царь Галилеи! – заговорил Иоанн. – В святых скрижалях закона сказано, что мужчина не имеет права брать за себя жену своего здравствующего брата. Царица Иродиада, твоя жена…

– Да, я знаю, знаю, – недовольным тоном перебил его Ирод. – Она жена моего брата Филиппа. И что? Будешь упрекать меня, жужжать мне в уши своими обвинениями, профессиональный святой? Дай-ка я лучше скажу тебе кое-что на ухо! – Иоанн наклонился, и Ирод произнес ему в ухо: – Что бы ты ни говорил, но я ее сегодня поимею!

Иродиада не слышала слов мужа. Лицо ее пылало гневом, драгоценные камни зло звенели на одежде. Иоанн отпрянул и возопил так, что слышно было всем: