Человек из Назарета

Большинство собравшихся, не питавших особой любви к властям, стали быстро расходиться.

– Если ты не пойдешь добровольно, – продолжал между тем офицер, – мы должны будем применить силу, хотя у нас приказ – не причинять тебе вреда. – Он откашлялся и провозгласил: – Ты обвиняешь царя нашего, Ирода Антипатра, в совершении преступлений, в коих он не может быть признан виновным по праву своего рождения и статуса, а потому…

– Ни слова более! – прервал говорящего Иоанн. – Все понятно: я арестован.

И солдаты увели его.

Но отвели они Иоанна не к царю, а в дворцовую тюрьму и поместили в глубокий каменный мешок, сырой и темный. Сверху мешка находился люк, прикрытый железной решеткой, приподняв которую солдаты сбросили пророка вниз, на скользкий и влажный пол, по которому тяжело прыгали жабы. Скупой свет проникал в камеру Иоанна лишь через эту решетку, которая была частью прохода, что вел из солдатских казарм на улицу. По нему постоянно ходили солдаты, грохоча сандалиями по крышке узилища пророка. Через люк Иоанну бросали хлеб и кости – трое охранников поднимали решетку, а четвертый швырял вниз еду через открывшуюся щель. Стражники были достаточно милосердны, спуская в темницу Иоанна кувшин с водой, привязав предварительно к его горлышку веревку, но часть воды, расплескиваясь, пропадала. Удовлетворять низшие телесные потребности Иоанну приходилось в дальнем конце своей темницы, где он забрасывал продукты жизнедеятельности соломой, пучки которой солдаты, если не забывали, сбрасывали вниз. Но, несмотря на тяготы заточения, Иоанн до самого конца не отказался от своей миссии. Снизу, из каменного мешка, доносился его громоподобный голос, достигавший и улицы, примыкавшей к казарме:

– Покайтесь! Креститесь Духом Святым. Уже явился в наш мир Христос – тот, чьей обуви я недостоин развязать ремень. Он очистит вас от прошлых и будущих грехов. Покайтесь, ибо грядет Царствие Небесное!

Последователи Иоанна, а также досужие любопытные, которые постоянно менялись у входа в казармы, целыми днями стояли и слушали пророка. И хотя охрана периодически разгоняла толпу, люди собирались вновь. Солдаты, сидящие в казарме, издевательски гоготали над словами пророка и пытались заглушить его проповедь либо звоном мечей, либо топотом пляски, которую они исполняли прямо на решетке, либо грязными солдатскими песнями, которые они пели нестройным хором, но голос пророка поднимался над этим шумом, оставаясь ясным и мощным. В самом дворце происходящего слышно не было, но Иродиада думала о том, что происходит, и днем и ночью.

– Чернь по-прежнему там, – говорила она Ироду. – Их все больше и больше, и солдаты не могут их прогнать. С ним пора кончать.

– Успокойся, жемчужина моего сердца! Скоро Иоанн окончательно охрипнет и замолчит. А ты, во имя всего святого, займи свою голову чем-нибудь другим. Например, вышивкой.

– Тогда я сама прикажу его казнить. Какой из тебя царь? Ты даже хуже своего брата, четверовластник!

– Послушай, любовь моя! – сказал Ирод ледяным тоном. – Приказы в этом дворце отдаю я, и только я. Иоанна я отпущу. Не сейчас, а потом, когда возникнет необходимость проявить царскую милость. На мой день рождения, например. Но Иоанн не будет убит. Тебе понятно, сокровище моей души?

– Мне понятно только то, что ты – глупец и слабак.

– О, до чего мне все это надоело! – пробормотал царь, вставая из-за стола, за которым он читал трактат Френозия о союзе и борьбе Плоти и Духа. Отложив пергамент, на котором остались следы его липких пальцев, Ирод подошел к Иродиаде и наотмашь нанес ей пощечину: – Вот тебе!

– Глупец, негодяй и трус! – прошипела царица и выбежала из зала.

– Добавь еще, что я не исполняю супружеских обязанностей, и вообще – импотент! – прокричал он ей вслед. – Идиотка!

Саломея, совсем еще юная девушка, которая нашла дворцовую жизнь (если только ей не удавалось отхлестать плеткой какого-нибудь нерадивого слугу) унылой и скучной, решила, привлеченная криками пророка, пробраться к его темнице и разведать, что там и как. Восхищенная, с широко раскрытыми глазами, она слушала, как пророк гудел из своего подземелья, призывая всех покаяться, ибо грядет тот, кто, сложив плевелы в связки, сожжет их.

Солдаты отговаривали Саломею приближаться к узилищу Иоанна.

– Держитесь от него подальше, ваше высочество, – говорили они. – Мы просим нас извинить, но лучше вам уйти, здесь вам не место. От него одни болезни и вши. Он грязный и голый, ваше высочество, и вам не пристало видеть такое.

– Голый?

– Ну да, олоферн болтается и все такое…

– Олоферн? Это тот, которому Юдифь голову отрезала?

– Ну да… То есть, точно, голова там есть, но это – не то… Одним словом, лучше бы вам не видеть, ваше высочество!