Человек из Назарета

Это шуршащее шелковое одеяние, плотно облегающее тело, эта юбка, поднимающаяся чуть выше колена, эти, наконец, маленькие коленки и вся она – такая пухленькая аппетитная штучка! Ни один мужчина не… Но – нет! Она – царевна, и нужно сдерживаться. Хотя, как и всякая девушка, оформившаяся чуть раньше, чем нужно, она знала гораздо больше, чем казалось. Ее тело было более осведомлено, чем ее мозг, так сказать.

– Держитесь от него подальше, ваше высочество, вот вам наш совет…

Тем не менее время от времени, несмотря на предупреждения, Саломея ночью покидала свою спальню и направлялась к месту заточения пророка. Солдаты в этот поздний час уже не так пеклись о дисциплине, а большинство из них просто спало, да и сам пророк, забывшись беспокойным сном, лежал в глубине своей темницы. Хотя, сидя на решетке, укрывавшей каменный мешок, Саломея почти ничего не видела в тусклом свете коридорной лампы, она чувствовала скрытое волнение. А иногда она ложилась ничком на холодные ржавые прутья, и пророк, вдруг проснувшись, видел ее обтянутую шелком маленькую грудь, прижавшуюся к решетке, и все ее тело, распластанное так, словно она плыла в невидимой реке. Они молча смотрели друг на друга, ничего не говоря. Олоферн. Что они имели в виду?

В Назарете тем временем Иисус готовился к тому, чтобы начать свой главный труд. Как-то, возвращаясь из мастерской и чувствуя себя довольным оттого, что передал ее в надежные руки, способные обеспечить его матери достойный доход, он встретил Иоафама, который сказал:

– Такая замечательная мастерская, а ты оставляешь ее какой-то деревенщине. Я хорошо знаю его семью. Добра от него не жди.

– Но ты ведь присмотришь за ним, так?

– В оба глаза. Буду считать каждый завиток стружки. Его семейке нельзя доверять, а твоя мать – очень непрактичная женщина. Я же ее обсчитывал все эти годы, а она и не замечала!

– Ты на себя наговариваешь, Иоафам, – усмехнулся Иисус. – Я должен сделать то, что должен сделать.

– Пойдешь вслед за Иоанном Крестителем, как они его называют?

– Можешь и ты его так звать. Да, пойду.

– В тюрьму и на смерть?

– Если нужно будет – да!

Иоафам глубоко вздохнул.

– Ты сошел с ума, – сказал он. – Как, собственно, и весь мир. Этой земле нужны уважаемые люди, которые занимаются делом, которые понимают, насколько плохи времена, и прикладывают все усилия, чтобы они стали лучше. Ты же идешь бродяжничать! Хорошо, что отец твой не дожил до этих времен. По крайней мере, ему не придется тебя стыдиться. Нет, это все-таки сумасшествие.

Иисус лишь улыбнулся в ответ на эти слова.

Дома, за столом, он заявил матери:

– Сорок дней и сорок ночей.

– Но зачем? Зачем?

Резкими движениями, словно сердясь на что-то, Мария положила на тарелку сына еще тушеного мяса с соусом и подвинула к нему кусок хлеба из булочной Иоафама.

– Ешь! Ешь как можно больше, дитя мое. – И повторила: – Зачем?

– Я должен испытать свой дух – насколько я способен противостоять злу. Насколько я буду силен – когда силы мои будут уже на исходе.

– В пустыне? Но в пустыне нет зла. Зло творит человек, и ты это знаешь не хуже, чем я. Ты убьешь себя, и это будет единственное зло, которое ты найдешь в пустыне. Ты умрешь, высохнешь, и твоя плоть будет съедена стервятниками.

– Думаю, этого не будет. Я силен. Ты кормила меня почти тридцать лет. Я найду воду и стану ее пить.

– Где ты найдешь ее там, в пустыне?

– Зло… – сказал Иисус, подумав. – В тебе, мама, зла нет, но в себе я иногда слышу рычащие голоса демонов. В мире существует два вида зла. Один – на совести человека, он сам создает это зло. Другой вид зла – это то, что человеку внушает Сатана. Я должен вызвать на бой отца всего зла и победить его. Он будет соблазнять меня, попытается обручить свои желания с моими желаниями, чтобы уничтожить меня. Но я выстою. А затем, по прошествии сорока дней и ночей, я отправлюсь на битву со злом, которое творит человек.

Он помолчал и, подчищая уже пустую тарелку куском хлеба, закончил:

– Ну, естественно, и со злом, исходящим от Сатаны, потому что первое неотделимо от второго.

И, пережевывая хлеб, он произнес, не очень отчетливо:

– Ты не должна волноваться.

– Я не должна что?

Иисус проглотил и произнес:

– Волноваться!

Ночью Иисус спал глубоко и спокойно и проснулся с первыми петухами. Только начинало рассветать, и было еще холодно. Стараясь не разбудить мать, он взял большой мех с чистой холодной водой из колодца и вышел на улицу. Край неба алел. Не медля ни минуты, Иисус двинулся на восток, в самое сердце пустыни, а вослед ему, словно боевой клич Сатаны, несся крик петухов.

Книга III

Глава 1

Через десять дней Иисус нашел чистый родник и, припав к нему, увидел в свете солнечных лучей изможденное, осунувшееся лицо, которое принялось, как и он, пить воду, только с другой стороны поверхности. Иисус улыбнулся, и отражение тоже улыбнулось – грустно и устало.